здоровья и вслед за мамой и сестрой скармливала своей любимой племяшке все эти блюда. Бедный ребенок отбрыкивался как мог, но напрасно – от нашей любви ему было некуда деться. Вот это как раз и называется «испытание любовью».

Я с удовольствием вышивала племяннице распашоночки, рубашечки, стирала пеленки, купали мы её с мамой, а потом спеленутую передавали Людмиле, которая с царственным видом, усевшись на кровать, принимала ребенка и прикладывала её к роскошной груди. Галюнька родилась в апреле, когда я ещё училась в Азове, поэтому практически все лето на каникулах я возилась с маленькой племянницей, набиралась опыта. Но этот опыт благополучно забылся, когда через 6 лет родилась ещё одна девочка, Алёнчик, которую теперь Галочка любила и даже гуляла во дворе с колясочкой и тоже была горда, что ей доверили такую серьезную миссию.

В Щучине, когда мы приехали уже с ребенком, дом, конечно, не был достроен, мы поселились опять в своей комнатушке и даже нашли местечко для детской кроватки у окошка, благо было лето. Витя опять был в командировке, теперь уже не долгосрочной, в Москве, и притащил оттуда стиральную машину, такую круглую цистерну-дурынду с резиновыми валиками, ручкой для выжимания и высокий раскладывающийся стульчик для дочки.

Я очень позитивно оценила усилия мужа, потому что не всякий бы мужчина корячился бы с этими громоздкими штуками в поезде. И машина, и стульчик пригодились нам уже потом при вселении в вожделенную квартиру в Доме офицерского состава, а пока мы кантовались «у панов» Софы и Михала.

В ту осеннюю пору произошел интересный и непонятный случай: я вывезла Алёнку в колясочке гулять, и во двор забежала соседка, у которой дочка тоже родила мальчонку. Бедный ребенок был покрыт какими-то болячками, струпьями, лишаями, плакал дни и ночи напролет. Золотуха – так называли тогда аллергию. Соседка заглянула в колясочку и давай пританцовывать и приговаривать: «Ой, кака славна дивчинка, да кака чистенька, да кака румяненька, да кака гарненька!», – и ушла. Алёнка же действительна была как розовый пупсик и вообще пирожное с кремом. Буквально через минуту мой розовый пупсик, моя доченька залилась слезами, я её стала покачивать, уговаривать, успокаивать – плачет. Внесла в дом, распеленала, может мокренькая, нет, все нормально, может водички хочет, нет, может животик болит, сделала теплый компресс – плачет, аж синеет и закатывается, просто задыхается ребенок. Я сама уже на грани истерики, вижу дело плохо, а что предпринять не знаю. Тут вбегает моя пани Софа с солонкой, шипит сквозь зубы: «Ах, пся крев! Сглазила дитыну клятая ведюга!», – начинает бегать вокруг стола, на котором лежит в пеленках мой уже хрипящий и посиневший ребенок, что-то шептать и разбрасывать соль, потом провела вдоль тельца Алёны от головки до пяточек ладонями, что-то прошептала, стряхнула и так 3 раза. Вы не поверите, плач прекратился и ребенок почти через минуту, как я её запеленала, уснул. Пани Софа ушла, предварительно отругав меня за то, что я показываю ребенка до года всякой твари. «Это хорошо, что ты её окрестила, а то и сгинуть бы могла!», – напоследок утешительно добавила хозяйка. Вот и, пожалуйста, вот и не верь в разные сглазы, приговоры-наговоры в черную энергетику. Расстались мы с нашими хозяевами по-дружески и потом иногда навещали их.

Жить в гарнизоне сначала мне понравилось: первая собственная жилплощадь, вода в квартире, ванна, правда нагревающаяся дровяным титаном, но все-таки не в общественную баню тащиться с тазиком и мочалкой и не в бадьюшке мыться, а в собственной ванной, центральное отопление. Какое, к чёрту, центральное! Наши военные строители опять что-то где-то, то ли не так подключили, то ли не там включили, то ли просто не топили котельную, в доме была холодрыга, тем более вселялись мы осенью на зиму. Приходилось согревать постели грелкой, особенно для ребёнка, ставить в спальне рефлектор и электроплитку, причем, заметьте, все тогдашние электроприборы были с открытыми спиралями – всё равно было лучше, чем у хозяев, как-то выкручивались из проблем, и я даже не простудила ребенка.

С этим открытым огнём произошел смешной казус: рефлектор был близко подвинут к кровати и однажды в интимный момент, в самый его пик, я чувствую, что ватное стеганое одеяло, мое приданое, опустившись вниз, начинает тихо тлеть и пахнуть, причем пахнуть отвратно, как и должна вонять паленая вата. Муж этого даже не заметил, а я, как настоящая нормальная женщина, даже и не подумала сообщить, что мы сейчас, кажется, будем гореть. Вот уж действительно «да гори оно синим пламенем!» Одеяло мы потом дружно потушили, посмеялись, а я его залатала прекрасной заплаткой. В продолжение этого случая: когда в компании мы однажды рассказали об этой ситуации, наш друг так задумчиво и тоскливо произнес:

«Вы молодцы! А вот моя жёнушка в один такой момент вдруг спрашивает у меня: «Слушай, а ты керогаз на кухне выключил?» Во, блин, всё настроение к чёрту упало!» И не только настроение, думаю. Я лично его понимаю.

Когда Алёнке исполнилось 3 годика, я опять стала работать, отдав ребенка в детский садик, небольшой и очень неплохой. Воспитательницы и нянечки, жёны офицеров, дорожили своей работой и тщательно смотрели за детьми. Группы были небольшие, дети не болели и с удовольствием ходили в садик.

Алёна в 2 годика прекрасно говорила без этих умилительных шепелявостей (кроме «р»), словарь её был разнообразен и, уж, конечно, соответствовал сегодняшнему 4-5 летнему ребенку. Это я не как мама, а как педагог говорю. Но лексика ее однажды пополнилась перлом для нас, так сказать, неожиданным. Кроме того, Алёнчик была славненьким, спокойным, покладистым ребенком и редко выходила из себя. Никаких подвохов мы от неё не ждали. Одевала я её довольно мило, исходя из семейного бюджета: шила какие-то модные костюмчики, юбочки, панталончики из бумазеи, украшенные кружевцами. Однажды я скропала только-только входивший в моду для детей комбинезон (из моей юбки), со строчкой, вышивкой и прочими прибамбасами. Значит, одела я её: клетчатая рубашечка, в тон такой же бантик, лакированные ботиночки по наследству от Галюни. В общем, «фату мешковую надела и деревяшки на ногах». Однако получилась картинка! Выпустила гулять, а сама, это было воскресенье, из окна второго этажа с умилением любуюсь на своего ангела в комбинезончике. Ангел сначала садится на сломанный штакетник-забор и усиленно начинает «заводить мотололлел» (папа только что купил сей транспорт, и он тогда, видимо, потряс воображение ребенка). Дергает толстенькой ножкой воображаемую педаль, хватается ручками за поперечную перекладину, напряженно воспроизводит звук заводимого мотора… и поехала-а-а-а, наклоняясь из