что всякой другой из приближенных к Меншикову мог знать и видеть. Происходящая от сего краткость заметок об иных предметах такова, что они объясняются только при пособии других исторических документов. C 11 февраля 1718 года, когда взяты под арест два из главных виновных в деле царевича Алексея: гофмейстер Кикин и дворецкий Афонасьев, в записи до самой кончины царевича (26 июня) часто упоминается об аресте и других лиц, прикосновенных к сему делу, о допросах им в крепости, отправлении к розыску в Москву, о присяге новому наследнику престола, читанной в церквах (26 февраля) после отречения царевича, подвергнутого суду; но все сии обстоятельства означаются так кратко и неясно, что делаются понятными лишь чрез сравнение с другими подробнейшими известиями.

Несмотря, однако же, на все сии недостатки, и на ту установленную для ведения сих записок формальность, от которой записка одного дня походит на все другие, а равно и на кроткость означенных таким образом сведений, они останутся любопытным и даже полезным для истории памятником сей эпохи. Положение и свойство взаимных отношений значительнейших того времени лиц видны или по крайней мере могут до некоторой степени быть угадываемы по указаниям постоянным в сих записках, кто из них был при всяком замечательном случае: на обеде у царя или у князя Меншикова, на ассамблее, в собрании Сената, при разных работах, поездках и т. п. В иных местах находим черты, которые могут служить к характеристике тогдашних обычаев и нравов[116]. Много может также служить к определению названий мест, которые изменились с течением времени. Так, например, указывается часто на слободы, бывшие на Васильевском острове греческую (2 февраля 1717) и французскую (10 августа 1717) и видно, что Васильевский остров в царствование Петра II назывался Преображенским (22 мая 1727 и др. и т. п.).

Но, что важнее, сии записки и все подобные оным старые рукописи и остатки рукописей доставляют нам новое средство удостовериться в точности эпохи, а иногда и обстоятельств, и самого свойства событий, о коих нередко историки и самые современники, не бывшие их очевидцами, рассказывают превратно, несогласно с истиною. Достоверность же таких составляемых в самый день, и почти в самый час происшествия записок приближается к достоверности памятников официальных. Я приведу несколько примеров сему, хотя относящихся большей частью к делам и случаям не весьма важным.

Так статья о ассамблее, напечатанная в энциклопедическом лексиконе, может заставить думать, что сей начаток нынешних балов явился у нас не ранее 1718 года; первою ассамблеею почитается бывшая 7 декабря сего года у генерал-адмирала графа Апраксина. Но в записках князя Меншикова упоминается уже об ассамблеях в 1716 и 1717[117] году, и по всей вероятности мысль: учреждением сих собраний способствовать преобразованию наших светских и семейственных обыкновений приведена в действие Петром Великим вскоре по возвращении его из первого путешествия за границу.

Повествуя о морской кампании трех эскадр в 1718 году, Бергман в своей истории императора Петра говорит, будто сии эскадры разделились при самом выходе из Кронштадта и одна, под начальством самого государя, отправилась в Ревель, а другую князь Меншиков повел прямо к берегам Финляндии[118].

Записки Меншикова были ведены в продолжении сей кампании беспрерывно, с 13 июля по 2 сентября; из них видно, что все три эскадры в плавании своем от начала до конца кампании не разлучались.

Кончина царевны Наталии Алексеевны означена Бергманом 16 июля (1716); в записках говорится о ней 18 числа[119].

Изучая историю времен Петра Великого, Екатерины I и Петра II не должно оставлять записок князя Меншикова без внимания и употребления, и потому обнародование их кажется не только возможно без всякого неудобства, но и принесло бы пользу, сохранив для будущих изыскателей и читателей такой исторический материал, который, существуя лишь в рукописи и в одном экземпляре, может легко погибнуть.

В заключение прилагается как образчик формы и содержания сего журнала здесь выписка двух оного статей, или дней вполне; из них в одной (11 февраля 1818) упоминается об отправлении в Москву двух главных виновных по делу царевича Алексея Петровича, в другой (25 мая 1727) описывается обручение императора Петра II с княжною Меншиковою.

I. (11 февраля 1718).

«В 11-й день т. е. во вторник, его светлость в 6 часу по полуночи встал, и убрався довольно дел отправлять изволил. Между тем получил от Его Царского Величества письмо, по которому тотчас, что повелено, исполнить приказал от гвардии господам майорам кн. Юсупову и Салтыкову и другим офицерам. По исполнении того, изволил быть у Государя Цесаревича в комнате до 12 часу, в котором прибыв в летние покои, и мало разговаривая с их сиятельствы графы: Апраксиным и Матвеевым, купно отъехали к князь Якову Голицыну, и по прибытии у оного изволили кушать. Между тем в 3 часу по полудни прибыл от Его Царского Величества к его светлости присланный курьер Танеев, который подав указы, вскоре при его светлости прибыл в гварнизон, и что его светлости по оным повелено учинить, оной при том действии был. По окончании того, его светлость в 6 часу прибыв во дворец, изволил отправить к Его Царскому Величеству с помянутым Танеевым почту. Також Александра Кикина и Ивана Афонасьева от гвардии с офицерами с ним же Танеевым в 11 часу отправя лег опочивать.

День был с легким мразом и был немалый ветр; в вечеру стало быть ясно».

II. (25 мая 1727).

«В 25 день, т. е. в четверток, его светлость изволил встать в 5 часу. У его светлости были ген. – майоры: кн. Шаховской, Волынский. И одевся вышел в плитковую, разговаривал с господами, а именно были: ген. Миних, ген. – лейт. Мих. Волков, ген. – майор Гохмут, сенатор Наумов, президент Сухотин и проч. штаб-офицеры. В 8 часу в начале его светлость изволил иттить в Верх. тайный совет, и в исходе 9 часа возвратился в свои покои и в передспальне[120] разговаривал с ген. – лейт. Ал. Волковым и ген. – майор. Сенявиным. Тогда приезжал Феофан арх. новгородский, который, по немногих с его светлостью разговорах, отъехал. Потом его светлость изволил кушать у Его Величества, и возвратился в свои покои. Во 2 часу пополудни начался съезд Верховного тайного совета и прочих российских и чужестранных министров, синода, генералитета и сената и дамских персон. В 3 часу в начале изволил приттить Его Императорское Величество и с его светлостью иметь аудиенцию в Ореховой. В исходе оного часа Его Величество с светлейшею княжною Мариею Александровною изволил выттить в зал. Тогда началося молебствие.