Примирения между самцами могут быть нервными, иногда неудачными (это значит, что драка начинается снова), но в них не бывает обмана. У самцов все напряжения на виду. У близких приятелей, таких как Никки и Йерун во время их совместного правления, один самец мог расстроиться, если другой делал то, что ему не нравится, например приглашал сексуально привлекательную самку. Тогда первый вздыбливал шерсть и начинал раскачиваться верней частью туловища, негромко ухая, то есть тут же подавал сигнал, что происходит что-то не то. Если второй игнорировал эти возражения, вспыхивала ссора, которая чаще всего быстро заканчивалась примирением. Самцы шимпанзе мирятся легко, в отличие от самок, напряжения между которыми обычно держатся подолгу. Для двух самок шимпанзе довольно обычно встретиться и внезапно начать вопить друг на друга, хотя мне, наблюдателю, совершенно непонятно, что могло спровоцировать подобную вспышку. Такие случаи создают впечатление, будто нечто подспудно зрело, а потом я неожиданно оказываюсь свидетелем извержения вулкана. Среди самцов никогда ничего подобного не происходит в основном потому, что они открыто сигнализируют о своей враждебности и разногласиях и все всегда «обговаривается» тем или иным путем. Это может включать и прямую агрессию, но по крайней мере все становится ясно и атмосфера разряжается.

Самки бонобо примиряются куда охотнее, чем самки шимпанзе. Упрочение коллективного доминирования и опора на обширную сеть союзов обусловливают необходимость женской солидарности. Без старательного поддержания своих связей самки не смогут оставаться у власти. И наоборот, самцы бонобо примиряются реже, чем шимпанзе мужского пола. Причины тут опять-таки практические: у самцов бонобо нет такого тесного сотрудничества в охоте, политических союзах и защите территории, которое заставляет самцов шимпанзе сохранять единство. Таким образом, стремление к примирению является политическим расчетом, различающимся у разных видов в зависимости от пола и устройства сообщества. Как ни парадоксально, но уровень агрессии мало говорит о способности к установлению мира: более агрессивный пол может лучше уметь примиряться, а более мирный – хуже. Популярное противопоставление Марса и Венеры создает впечатление, будто нужно учитывать только одно измерение, но и обезьяны, и люди слишком сложны для такого подхода.

Главная причина примирений не мир как таковой, но общие цели. Особенно ярко это проявляется после совместно перенесенных несчастий. Так, например, после атаки 11 сентября на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке межрасовая напряженность в городе резко снизилась. Через девять месяцев после теракта 2001 г. ньюйоркцев опрашивали, как они теперь представляют себе межрасовые отношения, и хорошими их называли чаще, чем плохими. За несколько лет до этого подавляющее большинство горожан характеризовало эти отношения как скорее плохие, чем хорошие. Возникшее после теракта ощущение «мы в этой беде вместе» вызвало исключительное объединение и сделало людей более склонными, чем обычно, к приятию друг друга и примирению. Группы этнических «чужаков» внезапно стали восприниматься жителями города как принадлежащие к группе «своих».

Это хорошо объяснимо в свете предположений о том, почему примирение развилось у таких разных видов, как гиены, павианы и люди. Взаимная зависимость способствует гармонии. Были времена, когда биологов интересовали только победы и поражения: победить считалось хорошо, проиграть – плохо. В каждой популяции были свои «ястребы» и «голуби», и «голубям» нелегко было оставаться в живых. Проблема в том, что кто победитель и кто проигравший – это только половина истории. Если благополучное существование индивида зависит от совместных действий, как это устроено у огромного множества животных, то те, кто начинает ссоры, рискуют проиграть в чем-то куда более важном, чем данный конкретный конфликт. Иногда невозможно победить в драке, не потеряв друга. Для того чтобы стать успешными, социальным животным нужно быть не только «ястребами», но и «голубями». Новые теории делают акцент на примирении, компромиссе и необходимости хороших отношений. Иными словами, налаживанием отношений занимаются не ради того, чтобы быть милым и добрым, но чтобы сохранять и поддерживать сотрудничество.

В одном исследовании мартышкообразных обезьян научили выполнять вместе некоторую работу. Они получали попкорн из автомата, если приходили парами. Если обезьяна приходила одна, то не получала вкусной еды. Они научились этому безо всяких проблем. После такого обучения исследователи начали специально провоцировать драки между обезьянами, чтобы посмотреть, насколько быстро они будут примиряться. У тех пар обезьян, которые стали зависимы друг от друга, многократно повысилось количество примирений. Такие обезьяны явно осознавали преимущества сохранения хороших отношений.

Очевидно, что и людям знаком этот принцип. По сути, это идеал, лежащий в основе Европейского союза, выросшего из Европейского сообщества, основанного в 1960-е гг. После многих веков бесконечных войн на континенте некоторые прозорливые политики начали утверждать, что поддержание и развитие экономических связей между нациями может оказаться решением военного вопроса: ставки будут слишком высоки, чтобы продолжать вести себя подобным образом. Как и в эксперименте с обезьянами, наученными добывать пищу вместе, европейские национальные экономики теперь живут за счет друг друга. Напав на другую страну, агрессор только навредит собственной экономике. Такие меры сдерживания войн применяются более полувека.

Прагматическое решение конфликтов, такое как создание Европейского союза, характерно для мужчин. Говорю это безо всякого шовинизма, понимая, что мужчины способны и на самые ужасные акты насилия, когда попытки установления мира терпят крах. Одна из очень немногих научных работ, посвященная разным способам, которыми представители обоих полов улаживают разногласия, основное внимание уделяет играм детей. Было обнаружено, что девочки играют в меньших группах, чем мальчики, и не так соперничают друг с другом. Однако в среднем игры девочек длились недолго, потому что они оказались вовсе не так хороши в улаживании споров, как мальчики. Мальчики ссорились все время, споря о правилах, как заправские юристы, но это никогда не означало конец игры. После перерыва на препирательства они просто продолжали играть. А вот ссора между девочками обычно означала, что игра окончена. И они не предпринимали никаких усилий, чтобы снова собраться вместе.

Ссоры у мальчиков и девочек также различались по характеру. Допустим, индивидуум А подходит к индивидууму Б, а тот отворачивается и делает вид, будто А не существует. Можете ли вы представить, чтобы мальчики посчитали это ссорой? Они просто переключатся на что-то другое. А для двух девочек такое взаимодействие может оказаться мучительным и невыносимым. Оно может аукаться часами или днями. Подсчитав количество ссор на школьном дворе, группа финских исследователей обнаружила гораздо меньше ссор между девочками, чем между мальчиками. Именно этого исследователи и ожидали, но потом в конце дня они спросили каждого ребенка, участвовал ли он сегодня в ссоре, и неожиданно количество ссор у мальчиков и у девочек оказалось приблизительно одинаковым. Агрессия среди девочек зачастую не видна невооруженным взглядом. В романе «Кошачий глаз» (Cat’s Eye) Маргарет Этвуд противопоставляет издевательства, которым подвергают друг друга девочки, прямой конкуренции между мальчиками. Ее главная героиня жалуется: