находился всего в километре от центра города, но был очень далек от впечатляющих новых зданий Чикаго. Его кабинет окружали обветшалые жилые дома и ночлежки, битком набитые недавно прибывшими и людьми, переселенными из-за пожара. Сломанная сантехника заполняла подвалы сточными водами. На задних дворах громоздились горы мусора. Соседи закрывали окна в жаркие летние дни, чтобы уберечься от неприятного запаха.

Вест-Сайд считался одним из самых жестоких и опасных районов Чикаго – «рассадником преступников», как пожаловалась одна газета незадолго до приезда Крима. Бездомные и бандиты бродили ночами по улицам, грабя припозднившихся прохожих и нападая на беззащитных женщин. В городе процветала проституция, и один издатель даже составил путеводитель «Для искателей удовольствий» с рискованным девизом: «Тут найдутся развлечения на любой вкус, а все предпочтения быстро удовлетворятся». Администрация мэра Картера Харрисона, избранного в 1879 году, разрешила игорным заведениям и борделям – «публичным домам», как их называли, – открыто работать в специальных районах с такими же сомнительными нравами, как и названия этих заведений: «Адские пол-акра», «Гиблые земли», «Миля Сатаны».

Криминальные авторитеты и владельцы публичных домов контролировали голоса и подкупали полицию, чтобы она не обращала внимания на их нарушения.

«Чикаго находится в ужасном положении, – жаловался один житель Нью-Йорка своему другу, – его захватили игроки и мошенники». Самая могущественная фигура преступного мира, Майк Макдональд, контролировал игорную империю – а также, по словам многих, полицию и весь остальной город – из казино в центре города и штаб-квартиры, известной как «Магазин».

Фолкнер и другие молодые женщины, «брошенные на произвол судьбы в большом городе», как описала их одна газета, сталкивались с враждебностью и дискриминацией и рисковали быть втянутыми – добровольно или насильно – в проституцию. Им платили меньше, чем мужчинам, даже если они не пользовались поддержкой мужа или отца. Домовладельцы часто отказывались сдавать комнаты незамужним женщинам, предполагая, что они неразборчивы в связях.

«Если девушка не жила дома, – вспоминала чикагская женщина той эпохи, – мы думали, что она пропащая».

Одинокие женщины тяготели к Вест-Сайду и другим захудалым районам, где жилье было дешево, а им задавали меньше вопросов. Миссис Линдер Стоун, президент Женской христианской ассоциации, которая в 1880-х годах управляла женским пансионом в Чикаго, предупреждала о трудностях и отчаянии, с которыми уже сталкивались многие из ее подопечных. «Всю зиму они будут мерзнуть на чердаках или голодать в подвалах, – со страхом сетовала она, – или, не дай бог, жертвовать своей честью, чтобы обеспечить себя едой и теплом». В то время как сутенеры и мадам охотились на бедных и уязвимых, некоторые женщины добровольно обращались к проституции, чтобы избежать жизни в бедности и тяжелой работы. Швеи и кружевницы в цехах Чикаго, как на галерах, работали сверхурочно менее чем за три доллара в неделю, что составляло лишь десятую часть того, что могла заработать проститутка.

В Чикаго можно было без труда найти специалиста по абортам. Одна газета утверждала, что эта практика «процветает» в городе, где «десятки самозваных врачей [занимаются] этим делом в производственных масштабах». Говорили, что некоторые предлагали свои услуги всего за два доллара, что значительно ниже обычной ставки в 10 долларов в Нью-Йорке и Бостоне. До XIX века аборт, сделанный на первых неделях беременности, не считался преступлением. Считалось, что плод не является живым до момента «оживления» – когда женщина впервые чувствует движение, примерно через 14 недель после зачатия. Однако к середине XIX века проведение аборта или провокацию выкидыша в любой момент беременности стали считать убийством.

Тем не менее вера в то, что жизнь начинается через несколько месяцев после зачатия, оставалась широко распространенной, и многие женщины считали, что имеют право прервать беременность на ранних стадиях. По оценкам государственного управления здравоохранения, прерывалось около трети всех беременностей. Считалось, что самодельные средства, в том числе ядовитая смесь скипидара и сахара, могут вызвать выкидыш, а газетные объявления о множестве патентованных лекарств, обещавших избавление от «женских нарушений» и восстановление менструального цикла, были завуалированной рекламой средств для прерывания беременности. Некоторые поставщики включали четкие предупреждения о желаемом побочном эффекте: «Женщинам, у которых есть основания подозревать беременность, – отметили промоутеры французской компании Friar’s French Female Regulator, – рекомендуется воздерживаться от использования этих таблеток». Многие женщины умоляли врачей о лекарствах или операциях. «Когда вас просят вмешаться для облегчения этих несчастных, пожалейте их, пожалейте их всем сердцем, – советовал один врач своим коллегам в 1875 году, – но отвечайте на их мольбы быстрым, решительным отказом». Однако некоторые практикующие врачи готовы были взяться за такое дело даже под угрозой судебного преследования. В 1880 году чикагские газеты часто публиковали сообщения о незаконных абортах со всех концов Соединенных Штатов, в том числе о тех, в результате которых женщина погибла, а врача обвинили в убийстве.

В отчаянии беременных женщин Крим, испытывающий нехватку денежных средств и изо всех сил пытающийся продолжать медицинскую практику, увидел возможность.

Он позиционировал себя как эксперта по «болезням матки» – похоже, это был хитроумный способ выразить готовность прервать нежелательную беременность. Миссис Гудвин, сдававшая ему кабинет в Вест-Сайде, выселила Крима, как только обнаружила истинный род его деятельности. «Проведение абортов, – едко заметила она, – было самой важной частью его бизнеса». Согласно одному сообщению в прессе, Крим в конце концов признался, что специализировался на проведении абортов для незамужних женщин, помогая им «преодолевать трудности». Хэтти Мак, его предполагаемая сообщница в убийстве Фолкнер, в свою очередь, утверждала, что Крим сделал аборты 15 проституткам, работавшим только в одном из многочисленных публичных домов города.

В обществе считалось, что в подобном затруднительном положении виновата незамужняя беременная женщина, а не предполагаемый отец. «До тех пор пока страсть будет втягивать женщин в незаконные отношения с мужчинами, – писали летом 1880 года в газете The Chicago Daily Tribune, – будут и те, кто ищет нечестного врача или соглашается на аборт, чтобы избежать позора или неприятностей».

Когда Мэри Энн Фолкнер обнаружила, что беременна, она обратилась за помощью к коллеге из Канады, и ее ужасная смерть обернулась угрозой для сомнительной врачебной карьеры Крима.

* * *

Утром 23 августа, в понедельник, полицейский участок на Уэст-Лейк-стрит выглядел так, словно находился в осаде, поскольку люди боролись за места на дознании. Опоздавшие стояли снаружи, пока не появились полицейские, чтобы расчистить тротуар. Мак, первый свидетель, утверждала, что на нее оказывали давление, заставляя ухаживать за Фолкнер, – она была должна ей деньги и чувствовала, что не может отказать в просьбе. Договоренность должна была оставаться в секрете. «Доктор Крим снова и снова напоминал, – свидетельствовала она, – что нужно держать