о смерти, что позволило убийству оставаться незамеченным в течение нескольких месяцев. Он отчитал доктора Роберта Грэма за то, что тот полагался на оценку Фрэнсиса Коппина, который не являлся квалифицированным врачом. «Если бы вы обладали хоть каким-то точным знанием обстоятельств, – упрекнул доктора он, – вы бы не выдали это свидетельство о смерти». А Киркби, работника аптеки Приста, обвинили в том, что он продал Криму стрихнин. «В будущем, – посоветовал ему Хикс, – вам следует быть осторожнее».

Доктор Томас Стивенсон – эксперт, обнаруживший стрихнин в телах Марш и Шривелл, – представил результаты анализов останков Кловер. Он извлек из них 16-ю часть зерна стрихнина. Хотя такого количества было слишком мало, чтобы убить, оно говорило о том, что Кловер проглотила гораздо больше перед смертью, и «указывает на введение смертельной дозы». Хикс вслух зачитал слова свидетелей о симптомах Кловер. «Они определенно указывают на отравление стрихнином», – подтвердил доктор Стивенсон, подчеркнув небрежность доктора Грэма при подтверждении белой горячки в качестве причины смерти.

Люси Роуз, однако, не смогла опознать Крима как мужчину, которого она мельком видела в тускло освещенном коридоре. Роберт Тейлор засвидетельствовал, что Кловер, его племянница, познакомила его с человеком, которого она называла Фредом, – «пижоном», который дал ей «много денег» в пабе «Руки Мейсона», – и сказал, что этот человек «сильно похож» на Крима. Но он уверял, что встреча произошла по крайней мере за месяц до смерти Кловер, то есть до того, как Крим приехал в Лондон. Эмма Филлипс, домовладелица Кловер, добавила неопределенности, заявив, что Фред был отцом ребенка Кловер и она встречалась с ним много раз. Она клялась, что никогда раньше не видела Крима.

Между тем дело о шантаже, похоже, зашло в тупик. В июне того года Крим несколько раз появлялся в магистратском суде на Боу-стрит, когда прокуроры вызывали свидетелей в поддержку обвинения в шантаже доктора Джозефа Харпера. После того как Танбридж обнаружил письма, отправленные доктору Бродбенту и члену парламента Фредерику Смиту, сторона обвинения объявила, что будет выдвигать дополнительные обвинения в вымогательстве. Эти письма зачитали в суде 20 июня, за два дня до начала следствия. Эксперт по почерку Джордж Смит Инглис заявил, что Крим написал каждое из писем, включая те, в которых Харпер обвинялся в убийстве Марш и Шривелл. «По моему мнению, все они написаны одним и тем же человеком», – заявил он. Он добавил, что Крим пытался изменить свой почерк в некоторых письмах, но ему это не удалось. Судья, сэр Джон Бридж, спросил, есть ли у эксперта какие-либо сомнения.

«Никаких, – ответил Инглис, взяв в руки письма для наглядной демонстрации. – Первое письмо написано прописью, второе – печатными буквами, но оба написаны одной и той же рукой».

Инглис занимался анализом почерков в течение 10 лет. Он часто бывал в суде, куда его приглашали, чтобы разоблачить поддельные подписи на завещаниях и опровергнуть подлинность других спорных документов. В The Strand утверждали, что он «первый среди современных экспертов по почерку». Но Танбридж, находившийся в зале суда, начал беспокоиться, когда адвокат Крима Джон Уотерс проводил перекрестный допрос. Уотерс действительно казался довольным тем, что известный эксперт поверил, что его клиент отправил все письма в целях шантажа. «Я был убежден, – вспоминал Танбридж, – что Инглис ошибался».

У него было предчувствие. После слушания Танбридж получил образец почерка Лауры Саббатини. Он сравнил его, буква за буквой, с тремя посланиями и «сразу увидел», как позже сообщил, что все три письма «несомненно написаны ею». Когда он столкнулся с ней лицом к лицу в ее лондонской квартире, Саббатини призналась, что набросала их по просьбе Крима. Инглис представил пересмотренный отчет, признав свою ошибку, но доверие к нему было подорвано.

В расследовании дела Кловер тем не менее полиция действительно преуспевала. Танбридж наконец нашел свидетелей, которых искал, – Элизабет Мастерс и Элизабет Мэй, проституток, которые встречались с Кримом прошлой осенью. Они узнали его на полицейском опознании и сказали коронеру, что это – тот человек, которого они видели с Кловер. Эмили Слипер, дочь хозяйки дома 103 по Ламбет-Пэлас-роуд, дала показания о тревожных разговорах с Кримом. Он попросил ее навести справки о нем по адресу Ламбет-роуд, дом 27, где раньше жила Кловер. «Я знаю девушку, которая там живет, и думаю, что ее отравили, – сказал он ей. – Я хочу выяснить, мертва ли она». Убийцей, по словам Крима, был лорд Рассел, и все же Эмили Слипер отказалась выполнить поручение. Вскоре после смерти Марш и Шривелл он снова заговорил с ней, заявив, что Уолтер Харпер убил двух женщин. «Негодяя, – добавил он, – нужно привлечь к ответственности».

Художник в зале суда запечатлел момент, когда Лаура Саббатини появилась для дачи показаний по делу о смерти Матильды Кловер (Penny Illustrated Paper, 2 июля 1892 года)

Затем для дачи показаний вызвали Лауру Саббатини. Среди зрителей поднялся ропот. Крим, который сохранял спокойствие и даже беспечность, глядя на приходящих и уходящих свидетелей, явно удивился и расстроился, увидев свою бывшую невесту. Танбридж сопроводил ее в холл, давая понять, что она сотрудничает с полицией. На ней было черное платье с маленькими розовыми лентами на кружевных рукавах.

Ее лицо скрывала вуаль, но на мгновение она все же встретила холодный взгляд Крима, прежде чем сесть к нему за спину.

Ее рука дрожала, когда она держала маленький экземпляр Нового Завета и клялась говорить правду. Ее голос превратился в слабый шепот. Ей приходилось повторять ответы, чтобы коронер и присяжные могли хоть что-то расслышать.

Саббатини подтвердила, что они с Кримом были помолвлены и во время одного из его визитов в дом семьи невесты в Беркхамстеде он попросил ее написать вместо него несколько писем. Пока он диктовал, она набросала несколько черновиков, обвиняя Уолтера Харпера в убийстве Марш и Шривелл. По ее словам, было странно писать такие письма, подписывая их именем Уильяма Мюррея, и она спросила Крима, почему он делает такие заявления. Он отмахнулся от вопроса. «Неважно, – сказал он. – Когда-нибудь я тебе расскажу».

Последним свидетелем на третий день следствия стал Джон Хейнс, который описал инцидент, случившийся во время их поездки с Кримом в омнибусе в конце мая. Они прошли мимо мальчишек-газетчиков, которые без конца кричали одну и ту же фразу: «Дело на Стэмфорд-стрит – важный арест». Крим тогда показался ему шокированным и едва смог дождаться, когда сойдет на остановке Чаринг-Кросс, чтобы купить газеты. Крим так нервничал, что Хейнсу пришлось зачитать ему статью. «Он, казалось, испытал большое облегчение», – отметил Хейнс, когда обнаружил, что в