и обнимает. Она так глубоко обеспокоена, что дрожит. Женщина не уклоняется от поцелуя, однако и не отвечает на него, быстро опускает голову. Нестя касается ее подбородка и шепчет:

– Мы найдем время, чтобы снова узнать друг друга…

Ида на лету подхватывает эту фразу и говорит, что да, действительно, ей нужно время после столь долгой разлуки. Она добавляет, что забронировала номер неподалеку. Эрнест поднимает бровь, не говоря ни слова. Лицо его мрачнеет.

– Ты, должно быть, устала. Я отвезу тебя домой, поговорим позже. Эдуард пока поселится в своей комнате. Мы заедем за тобой на ужин.

Ребенок все еще играет на улице с собакой. Эрнест поручает его гувернантке и отвозит Иду домой.

Перед дверью виллы Ле Шарметт он вдруг спрашивает:

– Моя Ида?

Девушка выдавливает слабую улыбку, объясняя, что устала, они поговорят позже. Она поворачивается к нему спиной и, не оглядываясь, уходит в дом, оставляя Эрнеста в дверях в нерешительности. Он чувствует перемену, происшедшую в его жене. Его по-прежнему неизменно влечет ее плавный силуэт, длинные и гармоничные жесты и эта загадка в ней, еще более ощутимая, чем в прошлом. Но есть еще кое-что. Между ними как будто висит завеса, что-то непроницаемое, делающее ее недоступной…

Эрнест задумчиво возвращается домой к Эдуарду, расспрашивает его о его жизни в России, о семье, о переезде… Радуясь, что сын вместе с ним, он постепенно, шаг за шагом возвращается в ту часть жизни, которая ускользнула было от него и о которой он так много мечтал, представлял ее, хотел прикоснуться. Он – чистый лист: он слушает и пытается уловить малейшее слово, малейший вздох, малейшее содрогание радости или тоски. Он пытается представить цвет воспоминаний, запах мест, где жил его сын, характер людей, которых он встречал. Эдуард сначала говорит мало, почти односложно, потому что отец производит на него сильное впечатление. Затем Эрнест предлагает сыну пойти погулять, и там, когда они идут рядом друг с другом, у малыша наконец развязывается язык. Прованс не имеет ничего общего с теми пейзажами, которые видел Эдуард. Соблазненный его очарованием, мальчик ошеломлен теплом, опьянен неведомыми ароматами, которые исходят со всех сторон от всевозможных трав у них под ногами и особенно этим, странным ароматом, который плывет волнами и немного опьяняет. Словно ему прямо в лицо бросили цветы, ребенок не выдерживает и поворачивается к отцу.

– Что это за запах, такой сильный?

– Это жасмин, сынок…

Тут Эрнест выпрямляется с гордым, счастливым трепетом в сердце! «Да, как хорошо будет разделить с ним все это…» Они говорят обо всем и ни о чем, и отец запросто занимает свое место в сердце сына. Он догадывается, как сильно Эдуард, даже не подозревая об этом, жаждал снова увидеть его, снова познакомиться с ним, открыть для себя того, кто был еще так молод, когда они виделись в последний раз. Эрнест берет на себя смелость сказать несколько слов по-французски и замечает, что Эдуард ничего из его уроков не забыл, но теперь говорит с сильным русским акцентом. Не страшно, они возьмутся за это, и через несколько месяцев от акцента не останется и следа. Кроме того, отец собирается записать Эдуарда в школу, это тоже поможет ему адаптироваться. Голубые глаза под этими светлыми кудрями обращены к отцу. Ребенок, кажется, счастлив его видеть, он бесконечно любопытен и уверен. «С детьми легче, чем с женщинами», – говорит Эрнест себе, вспоминая ту учтивую дистанцию, что установилась между ним и Идой после ее возвращения…

День пролетает быстро, и уже пора ужинать. Эрнест очень тронут моментами, проведенными вдвоем с Эдуардом. Хотя с людьми он и бывает резковат, к своему мальчику он чрезвычайно внимателен и наблюдает за тем, как тот, вернувшись с прогулки, играет с собакой и устраивается в своей комнате. Комната, конечно, небольшая, но для мальчика это роскошь, которой он так давно не знал. Теперь им нужно встретиться с Идой.

Сын с отцом садятся в машину и гордо направляются к вилле Ле Шарметт. Эдуард выпрыгивает из машины и бежит, чтобы броситься матери в объятия, а затем утаскивает ее, рассказывая обо всем, чем они занимались днем. Мальчик сияет от счастья. Ида улыбается ему и благодарно смотрит на Нестю. Они возвращаются на виллу Сен-Анри и садятся за стол. Там уже приготовлен простой, но вкусный обед: птица в сопровождении бургундского вина. Трапеза проходит мирно. Эрнест рассказывает о том, как ему удалось устроиться во Франции и сообщает новости о своих друзьях. Ни Россия, ни война ни разу не упоминаются. Они погружены в настоящее. Ида говорит мало в надежде, что после обеда останется наедине с Эрнестом. Она с удовольствием вдыхает ароматы этого хорошо накрытого стола, вкусных блюд, впитывает атмосферу порядка и утонченности, которые царят в комнате. Во всем этом чувствуется влияние ее мужа. Эрнест рассказывает о своих проектах, парфюмерии, встрече с мадемуазель Шанель и надежде, которую он возлагает на одно из своих новых творений.

– Ты увидишь, Идa, вернее, почувствуешь и сразу все поймешь!.. – тепло восклицает он.

После ужина Эдуард, измученный долгим днем, целует родителей и ложится спать. Ида быстро распаковывает немногочисленные вещи ребенка в его маленькой спальне, и он тут же спокойно засыпает.

Молодая женщина испытывает двойственное чувство: с одной стороны, такое хорошее, такое сильное чувство безопасности, структурированного покоя охватывает ее при контакте с Нестей. Эдуард тоже выглядит таким счастливым вместе с обоими своими родителями. Возможно ли теперь сомневаться в единстве этой семьи? На мгновение она понимает, что все очевидно. Ей нужно только вернуться на свое место к Эрнесту. Тут нечего говорить или даже объясняться. Каждый имеет право на свою тайну в таких обстоятельствах и после такой долгой разлуки. Но потом она качает головой: «Нет, так, наверное, было бы разумнее, но я не могу скрыть того, что было внутри меня. И того, кто спас меня, – Сержа. Я не могу просто перевернуть страницу. Нам необходим этот разговор».

Ида поворачивается к мужу и начинает. Эрнест позволяет ей говорить. Он хочет знать, что между ними произошло. И тут она сообщает ему то, что так никогда и не смогла написать:

– Как я могу описать тебе то отчаяние, чувство брошенности, которое мы испытали, когда ты уехал из Москвы после того, как оправился от отравления? Ты обвиняешь меня в том, что я не отвечала тебе. Но твои письма были так редки, а я никогда не умела лгать. Ты был в опасности, и я не хотела тебя беспокоить. А что же касается меня, мое сердце перестало биться, я