Он не договорил, и это было хорошо. Это он пожалел меня. Я набрала полную горсть рачьего мяса и стала жевать, облизывая пальцы. Запила пивом. Дышалось на обрыве легко, воздух был сладкий. Ветер сплавлял по течению горячий запах хвои от дальнего бора.

– Кто смотрит на мир из тени, тот видит ярко и искаженно. Вот хоть твой Мики. Он в тени, пока тебя нет рядом. С тобой он делается солнечным в полную силу. Я это вижу, и для меня это волшебство. Сам ты живёшь в пекле полудня. Меня пугает полдень. Слишком ярко. Васька человек раннего утра, вечный ребенок. Василий Норский соткан из позднего вечера, он расчетливый сильный зверь, но не падальщик.

– Не понимаю ни слова, – Яркут нахмурился. Хмыкнул, лег на спину и закинул руки за голову. – Что возвращает нас к первой встрече и меняет мое мнение по поводу стаи птиц. Ты сразу упомянула тень, я не был внимателен. Решил, что болтаешь, пряча страх. Ехать с чужаком через лес – не пустяк. Но там была тень! Что же такое «тень»? Живки, которые по злобе прядут, для тебя в тени? Почуяла прядение?

– Нет. Жив я видела два раза, это не считая Агату. Наемные были в ярком свете, неприятно слепили. Они лисы. Даже когда прячутся, они рыжие и горят. Агата – айлат, она мягко-перламутровая, на грани света и тени. Я всегда боюсь за неё. Хрупкая девочка, очень ответственная. Настоящая белая жива в исконном понимании дара… Это так трудно – быть белой.

– Продолжаю ничего не понимать. Интересно. А кто ты в людском зверинце?

– Я не в зверинце. Я – мох. Леплюсь к порогу, кругом тень и холод. Так мне приснилось, когда убили Васину маму.

– Выдумщица. Хрупкая и вычурная, вроде вот этого бокала, – вздохнул Яркут. – Говоришь странности, чуть не плачешь. Почему?

– Ты не считаешь, что я сумасшедшая?

– Нет. Сумасшедших я видел гораздо больше, чем ты – живок. Еще вопрос. Если в тени была не живка, тогда кто? Почему ты мерзла, если не из страха?

– Почему ты требуешь все и сразу? Почему или просто допрос, или уж с пристрастием?

– Выползок, – Яркут щелкнул пальцами, перекатился на колени, прыжком вскочил и снова сел лягушкой, растопырив локти и глядя на меня в упор. – Выползок! Не икай, я не заинтересован в ловле выползков, даже если ты – стрелка компаса для такого дела. Но я получил ценную информацию. Это возвращает нас к делу Дюбо, их интересу к живкам и ритуалу «Первоцвета». Это добавляет в историю в «Первоцветом» мотив и смысл.

– Не уверена.

Я сглотнула, не зная, стоит ли начинать новый разговор. О встрече с лысым выползком я пока не готова рассказать. Я не прячу сведения от Яркута. Но вдруг я поставлю его под угрозу, вынудив искать ответы? Хватит прошлого раза, не просто так он угодил в вагон арестантов. Помолчав, я оставила встречу с выползком тайной, а вслух изложила подробности разговора, подслушанного ночью в имении Дюбо. Про охоту, дятлов и псарей, которых опрашивали на острове. Еще раз описала ощущение черной гнили на пальцах, кошмарный запах цветочной смерти… И – запнулась! Разбередив память о мерзкой ночи, я вдруг сообразила, почему смогла расслышать голоса, хотя злодеи общались за закрытой дверью, далеко. Я была на пороге! Для меня порог – особенное место. Говорить ли об этом? Я покосилась на Яркута. Он слушал молча, внимательно. При этом собирал вещи в корзину.

– Не договорила, вижу. Обсудим в другой раз еще раз, и еще… с пристрастием. Но пока и сказанного довольно. Я понял, кто сможет проконсультировать по теме ритуала, и теперь будет легче спрашивать, есть подробности, – он вскочил и подал руку. На миг задержался, пока я возилась, поправляя юбку. Склонился к уху. – Барышня, человек ты душевный, но иногда надо и бабу включать. Ну хоть по вечерам, как электрический свет, ась? Подумай впрок. Такое тебе домашнее задание.

Ответ не требовался. Яркут уже бежал к домику и тащил меня, больно прихватив за локоть. Вбросил в дверь… С лёту я саданулась ногой об лавку. Пребольно! Пожилой человек – обитатель домика – вскочил и вытянулся, как умеют военные.

– Ваш шофер прибыл, советник.

– Это моя гостья. Доставить домой. Безопасно и без показухи, – строго велел Яркут. Обернулся ко мне, сунул в руки корзину. Постарался сделать лицо попроще, вышло смешно. – Припасы вот. Вкусные. Доешь дома, барышня. Ты уже поняла, наверное. С налетчиками так: или ты от них бегаешь, или они от тебя.

Кивнул и опрометью умчался. А меня повезли чуть погодя в огромном автомобиле, который даже пах дорого. Оказывается, есть и для такого случая духи… Я сидела на заднем диване, крохотная, как последняя горошина в опустевшем стручке. Держалась за ручку двери, чтобы ощущать себя увереннее. Не трясло и не бросало, ход был на диво плавный. В то же время не укачивало. Шофер высадил меня за углом, в десяти шагах от сплетен… и уехал, лишь когда стукнула калитка, впустив меня в садик.

В крохотной прихожей я скинула башмаки, повесила шаль. Задержалась, уткнувшись лицом в старую кофту и улыбаясь. Очень хорошо и незнакомо – знать, что обо мне думают. Если со мной случится беда, станут искать, выручать. Если уж совсем быть честной, я соврала Яркуту сгоряча. Да, меня пугает то, насколько он взрослый, резкий и… целиковый. Но я не сомневаюсь в нем. Ничуть не сомневаюсь.

Утром в почтовом ящике нашелся конверт. Мои классы распущены раньше срока «по причинам, никак со мною не связанным». Мне полагается возмещение, а к нему в придачу – свободное время.

Я вышла на улицу, пританцовывая. Солнце прыгало зайчиками по молодой листве, металось искрами-мотыльками в оконных стеклах. Душа пела. Впереди – лето. Очень многое переменится, но я не против! Не зря глядела на дом словно со стороны, пришло время покидать его. Еще не знаю как, когда… но это случится.

– Юлиана Миран?

Я вздрогнула и споткнулась: этот сухой, жесткий голос не вписывался в мой счастливый день! И человек, меня позвавший, был неуместен. Весь казенный, лицо серое, невыразительное. В форме жандармерии. Знаки различия я издали не разбираю, но вроде из высоких чинов, на окантовке погон золотой шнур.

– Да, это я. Что-то случилось?

– Пройдемте, барышня. Ваш приятель из корпуса натворил дел. Надо улаживать.

Я охнула, вцепилась в сумочку обеими руками и пошла за казенным человеком. Благо, он позвал всего-то в кафе. Значит, «дела» не безнадежны. Скорее всего, Вася снова назвал меня поручителем.

Жандарм указал на столик в углу. Я села, заставила пальцы отпустить сумку. Кивнула, когда мне любезно подали стакан воды. Снова кивнула, когда предложили выпить и успокоиться. Вода сладковатая, холодная. Родниковая? Я сделала глотков пять. Отставила стакан.

– Слушаю.

– Юлиана, прочтите.

Сзади-сбоку мне подали закрытую папку. Пришлось самой открыть. Руки плохо слушались и как-то ослабели. Опять я волнуюсь ни с чего. Слова расплываются. Моргаю, но дальше первой строки не могу продвинуться, да и смысл текста в голову не лезет. Пробую внимательно прочесть снова, нагибаюсь к бумаге…