Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И долго тебя так обихаживали? – вдруг спросил Браст.
– В четырнадцать всё переменилось. Мы были очень дружны с Розалин, но тогда на лето приехали её дальние родственники с тремя сыновьями. Мы не видели их три или четыре года и очень обрадовались их приезду. Мы помнили, как веселились детьми и ждали продолжения игр. Вот только за это время их старшему сыну стукнуло шестнадцать, и он вышел из возраста безобидных забав. От прежнего милого мальчика не осталось следа. Он сразу дал понять, где моё место. Что я вне его круга. И такой скромной девочке, как я, было невозможно дать ему отпор… Розалин из-за этого сначала разозлилась, вступилась, но вскоре и сама начала подтрунивать надо мной. Насмешки становились всё грубее. Они требовали унизительные вещи и на мой робкий отказ последовал первый строгий выговор от моих господ. Он же дал начало вседозволенности. Наконец, тот парень просто-напросто подловил меня в саду, когда я пряталась там от всех, и снасильничал. На жалобу и слёзы мне запретили позорить гостя и на другой день отправили работать горничной в городской дом. Там я родила мальчика, которого от меня сразу же забрали, – Марви перестала глядеть в кружку и пристально посмотрела на Браста. – Ты можешь обхохотаться Матёрый. Но если бы не такой же сильный непрекращающийся ливень, как сейчас, то вряд ли бы редкая шрай‑ханская вишня погибла бы. Её не пришлось бы выкапывать. И я не увидела бы разлагающийся труп своего ребёнка. Я бы повторила путь своей матери. Вела бы себя тихо и пристойно. Кротко. Глядя на меня, ты бы морщился и говорил, что с этой девахой связываться не стоит. Она точно не даст.
– Не думаю, что ты тогда была тихоней.
– Была, Матёрый, была… Но я подожгла дом своих господ так, что от него только пепел остался. А затем ушла, оставив в этом пепле всё своё прошлое. Сейчас той меня нет.
Никто не понял как, но вдруг возле руки Браста в дерево стола воткнулся узкий нож. Кому он принадлежал, понятно было всем. А потому мы уставились на Марви, с трудом поднимающуюся из-за стола. Женщина основательно перепила, но стало это понятно только сейчас. Говорила она на удивление ровным голосом.
– Так что, прежде чем говорить с такой тварью как я, запросто покромсающей любого громилу в любой подворотне, подбирай-ка слова повежливее. Хорошо?
Она ласково потрепала его по волосам.
– И как такой душечке откажешь?
– Никак, Матёрый. Никак, – сказала женщина, а после весело хихикнула и фривольно села к нему на колени.
Низенькая Марви не была красавицей. У неё было пухлое лицо и грудь девочки‑подростка. Она завершила годы юности, вошла в зрелость. Её кривой, видимо некогда сломанный, нос портил внешность. Русые волосы чуть ниже плеч висели сальными патлами. Однако лёгкость поведения и своеобразный шарм не позволяли замечать таких недостатков. И поневоле я ею залюбовался.
– А мне, сука, было бы интересно усечь, где наш Морьяр так прямо сидеть навострился. Словно палку в хребет через жопу засунул! – подтолкнул интерес окружающих Данко.
– Давай-давай. Колись уже! – постарался подбодрить меня Окорок.
Несомненно, я был недоволен. Я не любил мыть лицо, не любил всякие хитроумные железки, которыми принято засовывать в рот пищу, не понимал к чему нужно периодически стирать свою одежду и… и тем более не признавал расчёсывания.
– Скоро? Надоело.
– Почти. Потерпи, Арьнен.
Зеркала в нашей комнате не было, но, глядя под ноги, я искренне сомневался, что на моей голове осталось хоть что-то. Пол покрывал толстый слой чёрных волос различной длины.
– Хватит. Не трогай меня!
– Погоди.
– Не трогай меня!
– Ещё секунду! Вот. Наконец-то, – довольно выдохнула Эветта, отстригая от пряди моих волос последний фрагмент массивным, но очень острым секатором, унесённым ею из оранжереи. – Теперь хоть на человека похож.
– Да? Тогда я могу постричь и тебя.
Мы обитали вместе почти три месяца, и я уже мог предложить нечто подобное Эветте. Раз стрижка делала людей на людей похожими, то почему бы не сделать для этой девочки тоже самое?
Однако она категорично отказалась.
– Нет? – удивился я, хотя испытал и радость – я едва вытерпел, что кто‑то так долго находился вблизи меня.
– Нет. Короткие волосы для мальчиков, Арьнен.
Она продолжила созерцать итог своих трудов, гордо скрестив руки на груди, но вскоре ей это надоело. Эветта улыбнулась и сказала:
– И, на самом деле, я стригла тебя больше по другой причине – мне надоели твои вши!
Она начала сгребать веником волосы в совок. На них действительно белело много гнид, но я не понимал, чем они могли так кого-то раздражать. И оттого почувствовал себя обиженным и даже преданным. В своём негодовании я взял со стола книгу и сел на пол, чтобы её почитать. На стуле мне было неудобно. Для исправления осанки в комнате для учеников стояли не стулья, а самые настоящие чудовища с жёсткой спинкой, к которой прикреплялись заострённые брусочки! Облокотиться и остаться с целой спиной, сидя на таком стуле, было невозможно.
– Выпрямись! Не надо горбиться.
– Мне хорошо, – возразил я из своего угла.
– Ты сидишь там, как дикий зверь. Даром, что буквы разбираешь.
– Я не дикий зверь.
– Тогда сядь ровно и как люди сидят. А ну на стул!
– Не командуй, ты не мэтры! – всерьёз разозлился я.
Она пробурила меня злым взглядом, а потом расслабилась, хихикнула и сказала:
– Смотри.
Эветта вздыбила себе волосы, нарушая хрупкость аккуратной причёски, и проковыляла по периметру комнаты, втягивая голову в плечи и одновременно испуганно озираясь по сторонам. Порой она скалила зубы.
– Тебе больно? – предположил я.
– Нет. Это ты так ходишь.
– Мне не нравится.
– Мне тоже.
Она распрямилась и мягко улыбнулась. В розовых глазах сверкала хитринка. А затем её красные губы на миг поджались, прежде чем произнесли.
– Давай это исправим? Я могу научить.
– А откуда ты знаешь, как меня учить?
– Потому что меня этому учили…
Она замялась, испуганно округлила глаза, как если бы сказала что-то лишнее, но я не обратил на это внимания.