говорят du (“ты”). Подобные различия есть и в других языках, например в испанском, где наряду с неформальным tú используется формальное usted. Такие лингвистические структуры, возможно, способствовали взаимодействию между людьми с разным социальным положением, а язык, будучи мощной силой, вероятно, укрепил и увековечил эти социальные иерархии, негативно повлияв на индивидуализм и предпринимательский дух, но усилив социальную сплоченность[303].

Третья культурно-лингвистическая пара отражает отношение к будущему. Как мы видели, климатические и географические условия, благоприятные для произрастания богатых калориями культур, способствуют формированию мышления, в большей степени ориентированного на будущее. В таких регионах возникает описательная конструкция для выражения будущего времени с использованием вспомогательных слов, таких как shall, will и going to в английском языке с целью описать намерения, стремления и планы. Некоторые лингвисты утверждают, что описательное будущее время говорит о перспективном мышлении и решительности в отношении будущих действий[304]. Использующим такую конструкцию обществам действительно свойственна более долгосрочная ориентация на будущее; люди в них, как правило, больше экономят, имеют более высокий уровень образования, меньше курят, реже страдают от ожирения и наслаждаются более высоким уровнем дохода на душу населения[305].

Истоки сравнительного развития

Мы видели, что география повлияла на развитие разными путями: через распространение болезней и природные ресурсы, через усиление конкуренции и ускорение технологических инноваций, а также через подкрепление институциональных, культурных и даже лингвистических характеристик, взаимно усиливающих друг друга. Свойства почвы, благоприятной для организации обширных плантаций, привели к появлению экстрактивных институтов, а также к такой усиливающейся культурной характеристике, как расизм, которая дала ущербное моральное оправдание для эксплуатации и рабства. Географические характеристики, способствующие большей отдаче от выращивания сельскохозяйственных культур, привели к появлению мышления, в большей степени ориентированного на будущее, а также, вероятно, к появлению институтов, которые усилили эту черту, гарантировав защиту прав собственности и исполнение контрактов. Пригодность почвы для использования плуга оказала значительное и продолжительное влияние на культурное отношение к гендерному равенству и, возможно, также способствовала институциональной дискриминации по гендерному признаку.

Таким образом, географические характеристики – это конечные силы, которые запускают эволюцию культуры, институтов и производительности. Это одни из глубинных факторов, заставляющих вращаться колеса перемен и движущих человечество по его пути, приближая начало эпохи роста в одних регионах и отдаляя его в других. В сочетании с культурными и институциональными характеристиками географические факторы повлияли на время и место технологического взрыва промышленной революции и в конечном счете на начало демографического перехода. Они объясняют некоторые причины современного имущественного неравенства между странами и таким образом дают ключ к тому, как мы могли бы решить эту проблему.

Но также они представляют собой загадку. Если влияние географии так глубоко и если Европе, предположительно, было суждено стать местом начала промышленной революции, то почему Европа, в том числе Северная и Западная, на протяжении большей части человеческой истории была экономической глубинкой? Иначе говоря, почему первые крупные цивилизации возникли не в Европе, а в Месопотамии? Чтобы ответить на эти критические вопросы, нам потребуется сделать еще один шаг назад в нашем путешествии и исследовать, как география повлияла на более раннюю неолитическую революцию.

Глава 11

Наследие аграрной революции

В 1989 году после нескольких лет засухи уровень воды в Галилейском море на севере Израиля резко опустился, и обнажились руины маленькой деревни, основанной 23 тысячи лет назад. Археологи обнаружили остатки шести относительно хорошо сохранившихся хижин, кремень, изготовленные из кости и дерева инструменты, бусины и человеческие кости. На первый взгляд деревня казалась типичной стоянкой охотников и собирателей и не отличалась от других обнаруженных в этом регионе. Однако по мере углубления раскопок археологи получили свидетельства существования продвинутых технологий таких типов, которые раньше датировались гораздо более поздними периодами: среди инструментов нашлись серпы для сбора урожая и жернова для дробления зерна. Но самым невероятным открытием стало обнаружение в хижинах остатков раннего одомашнивания небольшого количества растительных культур. Эти одомашненные культуры из “Охало II” свидетельствуют, что местные жители долгое время сеяли и собирали урожаи пшеницы и ячменя, и это происходило почти за 11 тысяч лет до принятой даты начала неолитической революции и перехода к сельскому хозяйству[306].

Судя по всему, через несколько поколений деревня сгорела и была покинута, хотя регион на многие тысячи лет остался в авангарде технического прогресса. Первые свидетельства масштабного сельского хозяйства были обнаружены при раскопках расположенных неподалеку археологических памятников, таких как Тель-Асвад возле Дамаска и Тель-Иерихон в Иорданской долине.

Подобно тому как британцы получили технологическую фору накануне промышленной революции, цивилизации, которые развивали сельское хозяйство, аналогичным образом получили преимущество перед остальным миром спустя тысячелетие после неолитической революции. Относительно продвинутый уровень сельскохозяйственных технологий позволял им обеспечивать продовольствием более крупные и плотные популяции, стимулируя дальнейший технический прогресс и возникновение самых ранних человеческих цивилизаций.

Но почему неолитическая революция началась именно в этом регионе, а не в другом? И почему ее последствия растянулись на столь продолжительный период?

Причины и последствия неолитической революции

Джаред Даймонд выдвинул убедительную теорию, которая связывает неравномерное развитие по всему миру с региональными различиями во времени начала аграрной революции. В частности, он предложил интересный ответ на вопрос, почему исторически самые продвинутые цивилизации на Земле возникали в Евразии, а не в Черной Африке, Америке и Океании[307].

Даймонд объяснил более раннее начало неолитической революции в Евразии ее биоразнообразием, а также ориентацией входящих в состав континента частей. Например, он доказал, что раннее начало аграрной революции около 12 тысяч лет назад в Плодородном полумесяце связано с наличием в этом регионе большого числа поддающихся одомашниванию видов растений и животных. Здесь впервые стали выращивать значительное количество крупносемянных диких злаков, произрастающих на планете Земля. Действительно, именно тут были одомашнены культуры, составившие основу сельского хозяйства, включая пшеницу, ячмень, лен, нут, горох и чечевицу, а также фруктовые деревья и различные виды животных, такие как овцы, козы и свиньи. Между тем биоразнообразие других частей Евразии способствовало независимому возникновению сельского хозяйства в Юго-Восточной Азии около 10 тысяч лет назад.

Было множество попыток одомашнить дикие растения и диких животных в других частях света, но биологическая устойчивость этих видов к адаптации не позволила людям добиться успеха или замедлила процесс. Одомашнить дикую пшеницу в Плодородном полумесяце было относительно заманчивой и несложной идеей, поскольку пшеница размножается самоопылением, богата белком и подходит для долгосрочного хранения. Культивация далекого предка маиса, радикально отличного от него дикого растения теосинте, которое росло в Мезоамерике, напротив, потребовала длительного процесса селекции, чтобы добиться необходимых фундаментальных физических изменений. В результате коренные американцы одомашнили маис на тысячи лет позднее, чем обитатели Плодородного полумесяца одомашнили пшеницу и ячмень. Подобные трудности