нейтрально. Если земледельцы боятся убытков, то придерживаются стратегий, которые дают в среднем меньший урожай, но менее уязвимы для изменений климата. Таким образом эти земледельцы гарантируют обеспечение базового уровня жизни для своих семей вне зависимости от погодных условий, поэтому размер их популяции в динамике остается стабильным. Если земледельцы нейтрально относятся к убыткам, то, напротив, придерживаются стратегий, которые приносят в среднем больший урожай, но более уязвимы для неблагоприятных погодных условий. При благоприятных погодных условиях земледельцы, нейтрально настроенные к убыткам, получают излишек урожая, что позволяет их семьям расти. Однако стоит погоде измениться в худшую сторону, как урожаи становятся меньше, чем необходимо для выживания, и семьи земледельцев оказываются под угрозой вымирания.

Рано или поздно на обоих континентах наступит исключительно холодный год. На Униформии плохая погода обязательно повлияет на все население и, возможно, уничтожит сегмент, по природе своей нейтрально настроенный к убыткам и склонный к рискам. Поскольку погода на всей территории Униформии одинакова, все общества, нейтрально настроенные к убыткам, постигнет та же судьба. Ни одни не выживут. На Волатилии некоторые общества, нейтрально настроенные к убыткам, не испытают на себе влияния крайне неблагоприятных погодных условий, поскольку климат в разных регионах континента различается: по крайней мере, в некоторых регионах надолго установится период обильных урожаев, который стимулирует увеличение размера популяции. С таким везением общества, нейтрально настроенные к убыткам, будут расти быстрее, чем общества соседей, которые опасаются убытков. Состав населения на Волатилии постепенно изменится, и нейтральное отношение к убыткам получит большее распространение в популяции. Следовательно, можно ожидать, что в тех регионах планеты, которые напоминают Волатилию, живет меньше людей, избегающих убытков, но в регионах, напоминающих Униформию, таких людей больше[292].

Данные экспериментов, а также опросы в рамках Европейского социального исследования (2002–2014), Всемирного исследования ценностей (1981–2014) и Общего социального исследования (1972–2018) дают оценки того, как степень боязни убытков различается внутри и между странами. В сочетании с климатическими данными за последние полторы тысячи лет и с учетом возможных искажающих географических, культурных и исторических факторов данные говорят о том, что разнообразные климатические условия действительно способствовали возникновению обществ с относительно невысокой степенью боязни убытков, тогда как в регионах с меньшими климатическими колебаниями общества боятся убытков в большей степени[293].

Опять же, связь между климатическими колебаниями и боязнью потерь может отражать тот факт, что люди и общества с высокой степенью боязни потерь будут склонны селиться в менее изменчивой среде. Однако, как мы видели ранее, внедрение в ходе Колумбова обмена новых сельскохозяйственных культур с разными вегетационными периодами и, следовательно, с разными уровнями уязвимости перед климатическими колебаниями позволяет нам проверить эту гипотезу. Данные свидетельствуют о том, что нестабильность, связанная с этими новыми культурами, оказала значительное влияние на нейтральное отношение к убыткам среди уже оседлого населения Старого Света. Это означает, что климат действительно имеет значение.

И опять же, эмпирический анализ, основанный на исследовании детей, рожденных в семьях иммигрантов в Европе и Америке, показывает, что их степень боязни убытков отражает климатические условия родных стран родителей, а не стран, где родились и выросли они сами. Это подтверждает тот факт, что влияние колебаний климата на боязнь потерь не является прямым, а скорее отражается в культуре и передается от поколения к поколению через характеристики, сложившиеся на протяжении столетий адаптации[294].

Коэволюция культурных и лингвистических характеристик

Считается, что в языке инуитов, живущих неподалеку от Северного полюса, и саамов, обитающих в Арктике на севере Норвегии, Швеции и Финляндии, есть много выражений для описания разных типов снега. И нет ничего удивительного в том, что этнические группы, живущие южнее, где снег идет реже, не имеют аналогичного богатого словаря[295]. Точно так же в языках обществ, живущих в регионах с большим количеством солнечного света, обозначения “зеленого” и “синего”, по-видимому, будут смешаны в силу сниженной способности их носителей различать эти цвета, в то время как в языках обществ, живущих близ озер, скорее всего, будут отдельные слова для обозначения “синего”[296].

Языки подвергаются воздействию бесконечного количества факторов. Вполне вероятно, что среди этих воздействий могут оказаться природные, географические, культурные и институциональные, характерные для регионов их эволюции. Как и культуры и институты, языки передаются из поколения в поколение и периодически меняются в результате случайных трансформаций и намеренных модификаций для того, чтобы передать постоянно меняющуюся природу человеческого опыта. Наиболее целесообразными и полезными лингвистическими характеристиками, которые возникли в процессе существования каждой языковой группы, неизбежно оказываются самые распространенные и преобладающие[297]. Согласно гипотезе о лингвистической нише языки эволюционировали в ответ на социальное и природное давление[298]. Проще говоря, наличие дополнительных терминов для описания различных типов снега должно было упростить коммуникацию между инуитами и саамами, и, вероятно, именно поэтому эти слова появились, развились и сохранились.

Языки не только упростили коммуникацию в постоянно усложняющемся мире, но и повлияли на мировоззрение их носителей – то, как те думают, воспринимают, относятся друг к другу и к миру в целом. Таким образом, языки способны укреплять существующие культурные отношения[299]. Коэволюция трех пар культурных и лингвистических характеристик, обусловленная географией родного региона каждого из языков и оказывающая существенное влияние на процесс развития, прекрасно иллюстрирует эту закономерность[300].

Первую культурно-лингвистическую пару формирует отношение к гендерным ролям. В таких регионах, как Южная Европа, где пригодность почвы для использования плуга привела к появлению гендерного разделения труда, сформировались языки, которым свойственно разделять слова по родам, как в языках романской группы. В то время как в регионах, где плуг использовался меньше, сложились гендерно-нейтральные языки. Следовательно, грамматическая категория рода может укоренять и поддерживать гендерные предубеждения и разделение труда по половому признаку, отрицательно влияющие на накопление женского человеческого капитала, участие в рабочей силе и общее экономическое развитие[301].

Вторую пару составляет отношение к социальной иерархии. В регионах с большим экологическим разнообразием – например, где горы граничат с пустыней с одной стороны и с океаном с другой, – население в разных экологических средах обычно развивало специализацию в навыках и товарах, стимулируя торговлю между сообществами. Это, в свою очередь, вело к появлению институтов, призванных облегчить эту торговлю через создание инфраструктуры, защиту и соблюдение прав собственности[302]. Наличие таких институтов и органов управления приводило к появлению более иерархичных обществ, а также к возникновению формул вежливости – лингвистических структур, подчеркивающих социальные иерархии. Так, в немецком языке к людям старшего возраста и незнакомцам обычно обращаются, используя вежливую форму Sie (“Вы”), в то время как в разговоре с детьми, друзьями и родственниками, как правило,