возникали в процессе одомашнивания и других сельскохозяйственных культур и деревьев, и сегодня ученые по-прежнему не могут одомашнить некоторые растения, например такие как дуб; желуди же были важным источником питания для коренных американцев, которые научились удалять из них горький танин.

Возможность одомашнивания животных была еще более ограниченной и существенно различалась на разных континентах. К моменту начала аграрной революции животные в Африке и Евразии за миллионы лет эволюции адаптировались к сосуществованию с разными видами гоминидов, которые практиковали все более сложные стратегии охоты. Однако в Океанию и Америку люди пришли на гораздо более позднем этапе развития, и крупные звери в этих регионах не имели достаточно времени адаптироваться к относительно продвинутым техникам охоты. Большинство крупных млекопитающих в этих частях света оказалось истреблено вскоре после прибытия первых охотников и собирателей и потому не дожило до эпохи, когда человеческие общества занялись одомашниванием диких животных.

Ранний переход Евразии к сельскому хозяйству Даймонд также связывает со вторым географическим фактором, которого мы касались в первой главе, – ориентацией евразийского материка. Поскольку Евразия вытянута по оси “восток – запад”, многие ее регионы находятся на одинаковой широте и потому имеют сравнимые климатические условия. В связи с этим в ходе аграрной революции растения, животные и сельскохозяйственные практики могли перемещаться на большие территории. Новые технологии ведения сельского хозяйства и недавно одомашненные культуры были способны активно и быстро распространяться, не сталкиваясь с серьезными географическими препятствиями. Африка и Америка, напротив, вытянуты по оси “север – юг”, и хотя Мезоамерика и некоторые регионы Африки перешли к сельскому хозяйству относительно рано, распространение одомашненных культур и сельскохозяйственных практик из региона в регион на этих континентах происходило медленнее. На пути этого процесса стояли большие различия в климате и почве, а также огромные географические преграды, такие как пустыня Сахара и тропические леса Центральной Америки.

Именно поэтому цивилизациям, возникавшим в Евразии, было легче получить доступ к одомашненным животным и растениям, а также сельскохозяйственным технологиям, что давало им значительную технологическую фору. Внедрение технологических инноваций – новых методов ирригации и культивации – приносило более обильные сельскохозяйственные урожаи и способствовало повышению плотности населения. Повышение плотности населения создавало возможность для специализации: отдельная семья или сообщество имели возможность направить свои усилия на выращивание конкретной культуры, например, потому что они могли продать произведенное ими живущим по соседству семьям, которые выращивали другие культуры. Разделение труда облегчало развитие более эффективных методов производства и способствовало возникновению класса людей, производивших не продукты питания, а знания, и тем самым подстегивавших дальнейший технический прогресс. Так, посредством одних продвижений, ведущих к другим, цивилизации в Плодородном полумесяце построили первые в мире города и архитектурные шедевры, научились обрабатывать бронзу, а затем и сталь, и создали системы письменности. Они также основали способствующие росту институты, развили концепцию права собственности и верховенства закона, которая помогала использовать ресурсы эффективно, и опять же подтолкнули технический прогресс[308].

Однако на пути вперед часто поднимался сильный встречный ветер. Плотность населения продолжала расти, что в совокупности с одомашниванием животных повышало подверженность человечества воздействию вирусов и бактерий. Самые смертоносные болезни в истории – оспа, малярия, корь, холера, пневмония и грипп – это мутации заболеваний, которые сначала поражали в основном животных и передались людям в обществах земледельцев и скотоводов. В краткосрочной перспективе эти болезни приводили к развитию эпидемий и повышению смертности, но впоследствии популяции, где неолитическая революция произошла раньше, выработали более сильный иммунитет к этим инфекциям[309]. Подобная адаптация в итоге облегчила начало урбанизации в этих обществах с жизнью в суровой болезнетворной среде больших и малых городов и обеспечила им разгромное преимущество перед другими популяциями, которые перешли к земледелию гораздо позже и с которыми они вступали в контакт или конфликт.

В военной истории человечества победителями часто становились переносчики самых смертоносных патогенов. В XVI веке испанцы “атаковали” две самых могущественных империи в Америке: империю ацтеков на территории современной Мексики и империю инков в районе Перу. Вместе с испанцами “на берег сошли” оспа, грипп, тиф и корь – болезни, которые прежде не достигали Америки, – и убили бесчисленное множество ацтеков, включая их предпоследнего царя Куитлауака. Конкистадоры Эрнана Кортеса, находившиеся под защитой своей иммунной системы и вооруженные технологическим превосходством, смогли поставить на колени самую могущественную империю Центральной Америки.

Завезенные ими микробы часто опережали самих захватчиков: они разорили цивилизацию инков, прежде чем испанцы оказались в Андах. Согласно большинству источников, правитель инков Уайна Капак умер в 1524 году от оспы или кори, поразившей его империю, и вспыхнувшая между его сыновьями борьба за престолонаследие позволила небольшому испанскому отряду под предводительством Франсиско Писарро завоевать империю инков. Подобным образом оказалась уничтожена немалая часть населения Северной Америки, тихоокеанских островов, Южной Африки и Австралии: встав на якорь и чихнув, первые европейцы распространили там бактерии, которые приплыли с ними из Европы.

На каждом континенте ранние сельскохозяйственные цивилизации обычно использовали свое технологическое превосходство, чтобы вытеснить охотников и собирателей в отдаленные районы либо полностью уничтожить или ассимилировать их[310]. В некоторых случаях охотники и собиратели принимали сельское хозяйство и более спонтанно меняли свою стратегию существования[311]. Фактически, когда европейцы добрались до Центральной и Южной Америки, их коренное население занималось земледелием уже несколько тысяч лет. Но было уже слишком поздно. Преимущество европейцев на старте привело к огромному технологическому разрыву: местное оружие не шло ни в какое сравнение с европейским, и коренные народы просто не имели способов предотвратить разрушение их цивилизаций.

Европейское завоевание Америки стало, вероятно, самым ярким примером разрастания цивилизации, которая относительно рано перешла к сельскому хозяйству. Однако, конечно, существуют и более ранние примеры распространения сельского хозяйства, включая рассеяние неолитических земледельцев по Европейскому континенту около 8–9 тысяч лет назад. После начала неолитической революции в Плодородном полумесяце доисторические земледельцы построили могущественные царства у Нила, Евфрата и Тигра, уничтожив жившие там кочевнические племена. Получая все большее преимущество, земледельцы начали мигрировать из Анатолии (на территории современной Турции) в Европу, вытесняя одни племена охотников и земледельцев и преобразуя другие в сельскохозяйственные общины. Удивительным образом, несмотря на произошедшие с тех пор волны миграции в Европу и из нее, к этим земледельцам из Анатолии восходит значительная часть предков современных европейцев[312].

В Восточной Азии неолитическая революция началась на севере Китая 10 тысяч лет назад. Лингвистические различия свидетельствуют, что по мере продвижения на юг земледельцы также вытесняли подавляющее большинство местных племен охотников и собирателей, которые встречались на пути, а также более примитивные сельскохозяйственные общества, где неолитическая революция началась позже. Около 6 тысяч лет