Старого Света[285]. А это указывает на то, что урожайность культур как минимум частично определила способность людей ориентироваться на будущее в процессе скорее культурной адаптации, чем избирательной миграции.

Кроме того, исследования показывают, что способность откладывать удовольствие у иммигрантов второго поколения, которые в настоящее время живут в Европе и США, связана с потенциальной урожайностью культур на родине их предков, а не в странах, где они родились и выросли. Иными словами, влияние урожайности (или лежащих в ее основе агроклиматических характеристик) на долгосрочную ориентацию в этих обстоятельствах не является прямым влиянием географии, а скорее воплощено в культуре и передается из поколения в поколение[286].

Урожайность не единственный параметр сельскохозяйственных культур, который преобразует географические условия в культурные характеристики. Это могут сделать и особенности выращивания соответствующих культур. Как показывают данные из регионов Китая, пригодность земель для выращивания риса – а оно требует наличия масштабных и, соответственно, сквозных ирригационных систем – способствовала возникновению более коллективистской культуры, в которой люди взаимозависимы, в то время как земли, пригодные для выращивания пшеницы, требующего более низкой степени кооперации, способствовали возникновению более индивидуалистических культур[287]. Аналогичным образом сравнение разных стран дает основания предположить, что наличие земель, подходящих для выращивания более трудоемких сельскохозяйственных культур, связано с формированием более коллективистских обществ[288].

Гендерные роли

Одним из ключевых факторов перехода от стагнации к росту стало увеличение количества женщин в составе оплачиваемой рабочей силы. Основной причиной была индустриализация, но вызванное ею сокращение гендерного разрыва в оплате труда способствовало уменьшению размера семей и ускорило демографический переход. Однако преобладающее в разных обществах представление о гендерных ролях было и остается еще одним важным фактором, который способствует притоку женщин на рабочие места и развитию в одних странах и тормозит эти процессы в других.

Опять же, вероятные истоки культурной характеристики, имеющей критическое значение для экономического развития, можно обнаружить в географических условиях. В 1970 году датский экономист Эстер Бозеруп предположила, что отношение к участию женщин в рабочей силе в современном мире сформировалось под влиянием распространенных в доиндустриальную эпоху методов ведения сельского хозяйства. Как аргумент выдвигалась идея, что в силу различий в качестве почвы и основных культурах, которые выращивались в разных регионах, в одних областях земледельцы возделывали поля мотыгами и граблями, в то время как в других использовались плуги, запряженные волами или лошадьми. Поскольку, чтобы работать с плугом и направлять тягловых животных, требовалась огромная сила корпуса, на протяжении человеческой истории мужчины имели значительное физиологическое преимущество при пахоте с использованием плуга, а женщины ограничивались ведением домашнего хозяйства. Так, пригодность земли для обработки плугом в значительной степени, как утверждает Бозеруп, привела к разделению труда по гендерному принципу.

Опыт аграрных обществ по всему миру доказывает правоту Бозеруп. В регионах, где использовался плуг, неизменно наблюдалась более высокая степень разделения труда в хозяйстве: мужчины в основном занимались земледелием, а женщины – домашней работой. В регионах, где использовались мотыги и грабли, в сельском хозяйстве были в равной степени заняты и мужчины, и женщины – начиная с подготовки почвы, посева семян и сбора урожая и заканчивая выполнением таких задач, как снабжение дома водой, дойка коров и сбор дров. Хотя большая часть работы по дому оставалась преимущественно в ведении женщин.

Судя по всему, использование плуга привело к уникальному разделению труда не только в этой, но и в других сферах жизни. Анализ, основанный на опросах Всемирного исследования ценностей в 2004–2011 годах, показал, что с использованием плуга связан и ряд современных гендерных предубеждений. Этот факт может отчасти объяснить, почему в регионах, где плуг стал использоваться раньше и применялся шире, таких как Южная Европа, Ближний Восток и Центральная Азия, на рынке труда, в советах директоров и политике представлено меньше женщин[289].

Влияние использования плуга на отношение к женщинам также очевидно при сравнении детей иммигрантов, живущих сегодня в Европе и США. Иммигрантам второго поколения из стран, где использовался плуг, свойственно менее эгалитарное отношение к женщинам, а женщины среди них, как правило, реже участвуют в рабочей силе, хотя имеют одинаковые экономические стимулы и возможности. Тот факт, что географическая среда обитания предков оказывает влияние на детей мигрантов, позволяет предположить, что представления о гендерных ролях передаются из поколения в поколение и что такое историческое наследие сохраняется, даже когда семьи мигрируют в места с другими институтами и системами образования (хотя, как было замечено ранее, отношение к участию женщин в рабочей силе, как правило, быстрее приходит в соответствие с представлениями доминирующей культуры, чем другие культурные характеристики)[290].

Боязнь убытков

Израильтяне нобелевский лауреат Даниел Канеман и специалист по когнитивной психологии Амос Тверски обнаружили, что человек склонен придавать большее значение убыткам, чем сопоставимым приобретениям[291]. “Боязнь убытков”, как они назвали этот феномен, – важный фактор, который определяет уровень предпринимательской активности в популяции, что, в свою очередь, является значительным элементом экономического роста в современном мире.

Истоки этой культурной характеристики также могут быть обнаружены в географии и особенно в климатических условиях. На протяжении большей части истории производительность человека, или “заработок”, едва поддерживала потребление на уровне прожиточного минимума. В мальтузианскую эпоху суровые климатические условия, например периоды засухи, часто приводили к голоду и даже вымиранию земледельцев, охотников и скотоводов. Благоприятные условия, приносившие изобильный урожай, напротив, лишь на время повышали благосостояние людей и их репродуктивный успех. Сильные колебания климата могли привести к катастрофе, и потому в эволюционном отношении человеку было выгодно оберегать себя от катастрофических убытков даже в ущерб ожидаемым приобретениям.

Может ли склонность индивидов придавать большее значение убыткам, чем сравнимым приобретениям, оказаться культурной характеристикой, возникшей в результате древнего процесса адаптации к угрозе вымирания? Тот факт, что степень боязни убытков в обществах, происходящих из регионов с разным климатом, заметно различается, позволяет ответить на этот вопрос утвердительно.

Рассмотрим два воображаемых континента: изменчивую Волатилию и однородную Униформию. Перемены погоды на обоих континентах снижают урожайность культур, но Волатилия характеризуется значительно большим разнообразием климата. Континенты также различаются региональными вариациями погодных условий. Когда на Униформии наступает особенно холодный год, температура оказывается одинаково низкой во всех регионах. В холодные годы на Волатилии температура в большинстве регионов опускается, но в некоторых условия все же остаются благоприятными. Таким образом, на Волатилии зима не вредит обитателям ряда регионов даже в исключительно холодные годы, в то время как на Униформии суровые погодные условия негативно сказываются на всем населении, которое сталкивается с угрозой массового вымирания.

На обоих континентах живет множество обществ. Сначала на обоих континентах часть обществ сильно боится убытков, а часть относится к ним