– Нет никаких других городов, пацан, – сказал майор. – Забудь.

– Но люди же приходят… Были ведь люди из других городов? Приходили в метро.

– Враки.

– А их устраняли. Ваши же.

– Тоже враки.

– И тех, кто об этом болтал…

Глеб Иванович сощурился. Постучал стволом по железному ящику.

– Не хера потому что вранье пересказывать! Сидим тут и сидим! Душу баламутить зачем людям? Пускай мечтают, о чем сказано мечтать. О том, что победим Ганзу, всех буржуев поставим к стенке и тогда будет в метро коммунизм. И грибов всем полная норма. Тут будет хорошо. Здесь. У нас. Родину любить нужно, понял? Где родился, там и пригодился.

– Я наверху родился.

– А сдохнешь снизу!

Свинолуп хлопнул его по плечу и гоготнул. Это была первая его шутка.

Из эфирной каши высунулся голос. Майор кивнул Артему, подвел дуло к его голове, поощряя, наставляя.

– Дитмар.

– Это сталкер.

– О! Сталкер. Ну как?

– Ландыши распустились.

– Значит, весна.

Ствол влез Артему в свободное ухо, холодный, железный. Прямо в слуховое отверстие. Волновался, хотел понять, не обманывают ли.

– А мне больше зима нравилась.

– Ну иди, прячься.

Пытался скоситься на Свинолупа – но револьвер не пустил. Надо бы было считать, но не получалось. Ствол, оцарапав, втиснулся в дырку; заткнул ухо.

– Что за херня? – через дуло в мозг проскрежетал ему майор.

– Отзываем операцию, – сказал Артем. – Дитмар, отзываем…

И тут – за один миг.

Грохнуло!!!

Подскочило все, потолок распался, ввалилась пылюга, повисла в воздухе, мигнул и исчез свет, все ослепло, оглохло.

Артем один этого ждал. Только этого и ждал он.

Нырнул вбок, скованными руками рванул за ствол и выдернул из ослабивших хватку толстых пальцев, отскочил вбок.

Проморгался свет.

Конвоир валялся на полу, придавленный бетоном. Свинолуп, посеченный каменной крошкой, кровоточа, шарил вокруг. Связист так и сидел, не соображая, над своей аппаратурой.

Крики пробились через вату… Топот.

Свинолуп наконец увидел Артема.

– Руки! Руки!!!

Майор поднял их лениво. Глаза у него бегали. Искал уже, как подобраться к нему половчей.

– Встал! На выход! Живо! Ну?!

Наган сидел в руке неудобно, нехорошо, как чужой.

– Это чего такое было? – спросил у него Свинолуп, еле шевелясь.

Назло, скотина.

Артем потянул крючок: туго пошло. Курок отстал, замахнулся.

– Встал!!! Па-шшол!!!

– Это где рвануло?

Дожал: громыхнуло еще раз, но уже не так больно, как в камере, когда Умбаха убивали. Уши забились уже. Свинолуп взялся левой рукой за пятно на правом плече. Наконец послушался, встал. Перешагнул через конвоира, выглянул в коридор.

Там колупался еще один тюремщик пришибленный, дернулся было со своим автоматом, Артем наугад выстрелил ему куда-то в живот, пнул автомат в сторону.

– Ключи у кого?! Ключи от камер у кого?!

– У меня есть.

– Открывай! Открывай всех! Где тут этот… Который про выживших врал? Зуев! Где он?!

– Его нет. Услали на Лубянку. Запрос на него пришел. Нет его!

– Иди сюда. Сюда. Где моя камера? Это? Открывай!

Майор повозился с беззвучными ключами, отпер. Накрашенная Юлька и угрюмый харкун были живы-здоровы.

– Выходите! Бежим отсюда!

Свинолуп скривил рожу.

– Куда это еще? – спросил Андрюша.

– Куда?! На свободу отсюда!

– Да никуда они с тобой не побегут, – сказал Свинолуп.

– С Линии! Я вас вытащу отсюда!

Юлька молчала. Мужик похлопал припорошенными глазами. Соображал что-то и воздуху набирал. А потом – не закричал даже, а заорал.

– Отвали, мурло! Мурло, провокатор! Отвали! Мы никуда не пойдем! Мы тут живем! Тут!

– Усек? – спросил Свинолуп, ухмыляясь. – Вот к Родине-то любовь.

– Да вас к стенке поставят тут! Он и поставит! Этот же! Свинолуп!

– Иди на хер! Сядь, Юлька, что вскочила, как дура?!

– Правильно, – сказал Свинолуп. – Вот все правильно. А ты, сосунок…

Артем озверел.

– В камеру зашел! Зашел! Они тебя боятся! Ключи сюда! Бросай! Он никуда не денется отсюда, ясно? Все, вот он! Пойдем! Как тебя? Андрей. Я вас вытащу отсюда! Вытащу, ну? Быстрее! Времени нет!

– Мы не пойдем, – отказалась вслед за мужем Юлька.

– Дурак ты, Федор! – засмеялся Свинолуп. – Утырок зеленый… Это же кролики! Смирные! Куда они побегут?!

– Какие еще кролики?!

– Смирные! На, смотри!

Свинолуп задрал Юльке платье, сдернул с нее колготки штопаные вместе с трусами, показал рыжий пух. Та только спрятала рот в ладони.

– Ну?! – крикнул он в Андрюшу. – Ну?! Что стоишь?!

И ручищей своей сжал Юлькину дряблую задницу. В промежность ей сунул пятерню, взялся там.

– Что?! Стоишь?!

Андрюша лупился в пол.

– Говно! – Свинолуп дал ему пощечину левой – и свалил его этой одной пощечиной на пол. – Иди, говно! Беги! Хватай жену свою драную и беги! А?!

Андрюша отполз к скамейке, сел, взялся за щеку.

Юлька тихо выла. Тушь текла.

– Никто за тобой не пойдет!

– Врешь, паскуда. Врешь!

Кто-то бежал по коридору, бухал сапогами. Неужели подкрепление прибыло уже? Артем пальнул туда, в пыль. Там пригнулись, спрятались, или умерли по случайности.

Где тут смертники были?

Скакнул – нашел камеру. Дверь распахнута. Конвоя нет. Все стоят внутри. Шестеро. Две бабы и четверо мужчин.

– Бегите! Бежим! За мной! Вытащу вас!

Никто не верит. Никто не двинется.

– Вас же расстреливать… Вас к стенке всех! Ну?! Ну?! Чего боитесь? Что теряете?!

Ему даже не отвечали.

Покачиваясь, двигался к нему по коридору Свинолуп. Нюхал руку. Улыбался.

– Кролики. Кро-олики. Эти разок попытались уже. Знают, чем кончится.

– Ты паскуда.

– Ты поди, все камеры открой. Давай, пацан. Освободи их. У тебя же вон – ключики, ствол. Ты хозяин же. А?