составляет 18,5 миллионов, ее прочли 93 процента женщин, читающих книги о беременности, а в USA Today ее назвали «одной из самых влиятельных книг за последние 25 лет».

Еще одно руководство, призванное смягчить родительские страхи, называется «Как взрастить ребенка и вытолкнуть его наружу» (великолепное название). Чтобы подчеркнуть надежность автора, под ее именем большими буквами написано: «АКУШЕРКА». Акушерка в униформе появляется на обложке и другой книги: эта картинка наверняка должна успокаивать будущих родителей.

Но как только родителям удается, сохранив ребенку здоровье, произвести его на свет, как в силу вступают другие страхи. «О Господи, неужели так будет всегда?»

Страх присутствует в заголовке книги Оливера Джеймса «Они тебя достают», а также в подзаголовке: «Как выжить в семье». И название, и подзаголовок смело попадают прямо в точку. Но рекламный текст – «Неужели ваши взаимоотношения строятся по той же деструктивной модели? Вам кажется, что ожидания, которые предъявляет вам семья, загнали вас в угол? Вашей жизнью правят ревность или конкуренция, или вам не хватает уверенности в себе?» – загнал в угол меня, а это вряд ли тот эффект, на который рассчитывал автор блерба.

Куда лучше текст на обложке книги Филиппы Перри «Как жаль, что мои родители об этом не знали (и как повезло моим детям, что теперь об этом знаю я)»[232]. Для меня это – мастер-класс добрых слов и советов, избегающих наставлений:

Все родители хотят, чтобы дети были счастливы, все родители боятся слишком на них давить. Но как этого добиться?

Вместо того, чтобы составить «совершенный план», Перри предлагает широкий взгляд на то, что ведет к хорошим отношениям между родителями и детьми.

Далее говорится о «мудрых и разумных советах» – эти слова успокаивают родителей, говорят о том, что никто не способен избежать ошибок.

Помимо того, что все мы чьи-то дети, в жизни есть еще кое-что неизменное: ее конечность.

У книг, тема которых – горе, много общего. Обложки выполнены в деликатной манере, подобно открыткам с соболезнованиями: цветы, листья, перья, бледная палитра, неяркий шрифт.

Блербы выдвигают на первый план переживания, как на обложке книги «Переживая горе»[233]:

Смерть касается каждого. Но в нашем обществе о ней по-прежнему не принято говорить, и горе остается не до конца понятым чувством. Джулия Сэмюэл, психотерапевт скорби, двадцать пять лет проработала с теми, кто потерял близких, и понимает все последствия потери. Эта глубоко трогательная книга полна психологических прозрений о скорби, которая, если правильно с ней справляться, может стать целительной.

Такие книги имеют особую ценность, когда авторы описывают свои собственные переживания: от Шерил Сэндберг до Клайва Стейплза Льюиса, от Джулиана Барнса до Джоан Дидион[234] – на задней обложке ее «Года магического мышления» всего несколько слов о том, как смерть переворачивает жизнь:

Жизнь меняется быстро. Жизнь меняется в одно мгновенье. Сидишь, ужинаешь, и вдруг та жизнь, которую ты знала, заканчивается.

Книги о переживании горя – и это всегда чувствуется – служат терапией и для автора, и для читателя. Блерб на «Безумии горя», о котором написал преподобный Рочард Коулс после внезапной смерти партнера, говорит о том глубоко личном, что всегда будет понятно каждому потерявшему любимого человека:

Многое из того, что было связано с горем, поразило его: количество всяких официальных бумаг, которые приходится заполнять, когда кто-то умирает, то, как трудно в одиночку ездить на работу, даже боль, которую он испытывал, набирая текстовое сообщение партнеру и вдруг понимая, что остался один.

Говоря об этом, мы ушли далеко от темы здорового питания, но есть нечто, что связывает все эти книги о самореализации и самопомощи. Это то, о чем говорит моя живущая в Йоркшире свекровь: «Каждому приходится толкать собственную тачку в одиночку». Но если книга честная, тогда блерб на ее обложке скажет самое главное: ты не одинок.

Прочитать, промыть, повторить[235]

Сладкий трепет жанровой литературы

АЛАН ПАРТРИДЖ: Шустринг, Таггарт, Спендер, Бержерак, Морс[236]. Что это говорит нам о детективных сериалах, действие которых происходит в провинции?

ТОНИ ХЭЙЕРС: Что их многовато?

АЛАН: С одной стороны. А с другой стороны, зрителям они нравятся, так что давайте снимем еще.

В этой сцене Алан пытается представить новый телесериал руководителю, и он, конечно, прав (правда, другие его идеи, вроде шоу с борцами сумо или играющими в теннис мартышками, не столь убедительны). В диалоге выражена вся суть жанровой литературы: она снова и снова повторяет одну и ту же схему, а нам все равно мало. Говоря о таких книгах, мы пользуемся словами вроде «расслабляющее чтение», «релакс», «читать, свернувшись клубочком» и т. п. Это литературный эквивалент пухового одеяла и томатного крем-супа «Хайнц».

Джордж Оруэлл великолепно отразил это ощущение блаженства от чтения чего-нибудь экстремального в эссе «Упадок английского убийства»[237]:

Воскресенье, предпочтительно довоенное, вторая половина дня. Жена уже задремала в кресле, дети отправились на хорошую долгую прогулку. Кладешь ноги на диван, водружаешь на нос очки, открываешь «Всемирные новости». Ростбиф и йоркширский пудинг или жареная свинина под яблочным соусом, затем пудинг из сала и, наконец, как водится, чашка чая цвета красного дерева – все это приводит тебя в наилучшее состояние духа. Дымится трубка, подушки под спиной удобны и мягки, потрескивают дрова в камине, воздух неподвижен, в комнате тепло. В такой благодатной атмосфере о чем хочется почитать? Естественно, об убийстве.

Почему нам так нравятся все эти истории? Журналист Фрэнсис Спаффорд полагает, что они дают нам что-то похожее на уверенность, которую давали детские книжки: «Вся жанровая литература – естественное продолжение мира детской литературы, которым мы могли управлять. Возьмите любовные романы, вестерны, триллеры, комедии в стиле Вудхауса, ужастики или детективы – вам заранее известно, какого рода переживания вы получите. Задача жанровой литературы – доставлять читателю те ощущения, к которым он уже наполовину готов».

Писатель Мартин Лейтем полагает, что эти книги удовлетворяют темную тоску, которая уже есть в нас на самом базовом уровне: «Вот почему волшебные сказки и мифы постоянно вторгаются в литературу, как минотавр, врывающийся в изысканный ресторан… Мы всегда были чудаками, мечтающими о заколдованном лесе, получеловеке-полузвере, потусторонних сущностях, сомнительных личностях вроде Локи и сложносочиненных семейных отношениях, просто современные высокоинтеллектуальные романы не доросли до нашего трясущегося от страха коллективного бессознательного».

Я люблю жанровую литературу (и терпеть не могу уничижительные ярлыки) и рада, когда появляется возможность писать для нее блербы. Разговоры о том, что эти книги –