Лиза уткнулась в платок.

— Где Барба? — глухо спросила она. — Какимобразом Вова оказался замешан в эту историю? Откуда он узнал, что Барба уСветы? Где взял ее адрес? Мы очень с ним осторожничали, скрывали свой роман ицелый год были счастливы, а потом эти «Десять негритят»…

Лиза разрыдалась.

— Владимир твой любовник? — бесцеремоннопоинтересовалась я.

Гинзбург промокнула глаза.

— Юра умеет производить впечатление на женщин.Я с ним познакомилась на концерте, одиннадцать лет назад, когда пыталасьсделать карьеру в шоу-бизе. Юрий обаятелен, мил, щедр, когда при деньгах, вот яи подумала: чем плохой муж?

— Ваш брак строился не на любви?

— Союз по расчету более крепок, — запальчивовоскликнула Лиза. — Я нравилась Юре, родила ему ребенка, занималась хозяйством,помогала в работе. Думаешь, ходить по тусовкам весело? Это служба! Я пахала наЮру! А он? Стал грубым, невнимательным. И тут появился Володя, нежный,понимающий, тонкий.

— Может, вам следовало развестись?

Лиза скривилась.

— И что? Вова нищий! А у меня ребенок! Нет уж!Я не готова жить в шалаше. Мне с ним было хорошо, но на мужа Владимир не тянет.И в последнее время… Сейчас увидишь, стой, приехали.

Я послушно притормозила у бетоннойдевятиэтажки, которая стояла на очень шумной магистрали.

— Двора нет, — предупредила Лиза, — заезжай натротуар.

— Пейзаж мало похож на Рублево-Успенскуюдорогу, — не удержалась я, входя в вонючий подъезд, — и отчего-то мне кажется,что прихожая в твоем особняке почище!

Лиза ничего не сказала в ответ, ткнула пальцемв кнопку и констатировала:

— Лифт не работает, придется переть пешком насамый верх.

— Пусть это будет самой большой нашейнеприятностью за следующие десять лет, — ответила я и начала преодолеватьлестницу.

Человек, открывший дверь, показался мнепохожим на Дон-Кихота: высокий, жилистый, с волосами, спадающими на плечи, оночень подходил для роли слегка сумасшедшего благородного рыцаря.

— Лиза? Ты? Вот радость! — выдохнул Володя. —И без звонка! Но я всегда тебя жду! Входи скорей! Ты не одна?

— С подругой, — нервно ответила Елизавета.

— Разрешите представиться, — поклонилсяписатель, — Владимир, автор бестселлеров.

— Очень приятно, — ответила я, мгновенно узнавголос. Абсолютно точно, этот человек звонил мне по телефону.

— Хватит, — оборвала его Лиза, — где Барба?

Прозаик отступил в глубь прихожей. Лизавтянула меня в квартиру, захлопнула дверь и вцепилась в бывшего любовника.

— Верни девочку!

— Кого? — очень искренне разыграл изумлениедетективщик.

— Мою дочь! — еле сдерживая гнев, выпалилаЛиза.

— Но ее тут нет!

— Сейчас проверю, — Гинзбург перешла на крик икинулась в комнату, я ринулась за ней.

Лиза, как безумная, металась по крохотномупомещению, которое служило графоману и гостиной, и спальней, и кабинетомодновременно. Она распахнула шкаф, заглянула под письменный стол, на которомгромоздилась допотопная пишущая машинка, сбросила на пол пачку дешевойсеровато-желтой бумаги, попыталась отодвинуть диван от стены, потом помчаласьна кухню. Я, как нитка за иголкой, моталась за женой продюсера.

Елизавета пошарила по шкафчикам, засунула носв духовку, открыла зачем-то хлебницу и, сев на табуретку, заплакала.

— Милая, солнышко, любовь моя, — бестолковоповторял Владимир, — что случилось? Чем я могу тебе помочь? Как?

— Сволочь, — сквозь рыдания сказала Лиза, —вот ты что задумал!

— Я? — попятился писатель. — Что? Где? Кто? Уменя голова заболела! Прямо ремнем виски стянуло! Давление подскочило! Надосрочно себя поддержать.

Мерзкий, забыв про нежданных гостей, подошел кшкафчику, висевшему над мойкой, и распахнул его. Я, ожидая увидеть тарелки счашками, поразилась. Полки были забиты лекарствами. Я сразу различила хорошознакомые упаковки валокордина, но-шпы и спрея от ангины, потом заметила тубу ссильным снотворным, такое принимает одна из моих подруг, темные бутылочки снастойкой валерьяны, пустырника, пиона, гомеопатические таблетки «Успокойся»,остальные снадобья были мне неизвестны.

Владимир вытащил темно-вишневую коробку,выудил из нее блистер, выщелкнул пару капсул, положил их на стол, взял стакан,повернулся спиной, открутил кран…

— Что это? — завизжала Лиза. — Что? Что?

Мерзкий уронил стакан в мойку, я посмотрела наГинзбург. Елизавета тыкала пальцем в сторону хлебницы, стоявшей на подоконнике.

— Что? Что! Что! — на одной ноте кричала она.

Владимир бросился к любовнице.

— Дорогая, успокойся! Хочешь, я накапаю тебеизумительного средства? Гомеопатическое, абсолютно натуральное, я внимательноизучил все показания перед покупкой и…

— Что? Что? Что? — орала Лиза. — Там!Блестящее! Даша! Посмотри!

Я прищурилась.

— Не вижу!

— Подойди поближе, — почти нормальным голосомприказала Лиза.

Я покорно приблизилась к окну и удивилась.

— Сережка! Бриллиантовая, весьма необычная, ввиде цветка! Лепестки, похоже, разноцветные бриллиантики, очень красивые,лимонные и коньячные! Ну и зрение у тебя! Прямо орлиное!

— Луч солнца на подоконник упал, — прошепталаЛиза, — серьга заискрила! СВОЛОЧЬ!

Я не успела охнуть, как Елизавета, схватив состола алюминиевую вилку, кинулась на писателя и попыталась вонзить ему в грудьстоловый прибор. Ясное дело, зубцы согнулись, не нанеся Владимиру ни малейшегоущерба, но графоман посерел, схватился за шею и рухнул на табурет.

— Воды, — прошептал он.

Я кинулась было к мойке, а Лиза тем временемвцепилась в Мерзкого и стала его трясти.

— Где моя дочь? Где? Где?

Мне пришлось схватить ее за плечи и с силойрвануть на себя. Неожиданно Лиза отпустила насмерть перепуганного писателя.

— Сядь, — приказала я ей. — А ты пей, — велелая Владимиру.