— У тебя завтра с утра прием?

— После обеда.

— Хочешь, ко мне поедем? А утром по дороге на работу закину тебя домой.

С одной стороны, хотелось, и было любопытно посмотреть на его, как он выразился, холостяцкую берлогу. С другой, не помешало бы полежать в ванне, вымыть голову и выспаться. Ну и дать отдых кое-каким фрагментам организма. Видимо, эти колебания очень четко отразились на моем лице, потому что Артем слегка смутился.

— Извини. Надо было как-нибудь… без фанатизма.

— Думаешь, получилось бы? — я скептически хмыкнула. — Без фанатизма? Что-то сомневаюсь. Мне, знаешь, нравится с фанатизмом. С тобой. Впрочем, без фанатизма тоже. По-всякому нравится. Правда, огнетушитель рядом не помешал бы. А то… помнишь детскую загадку: «На кровати кучка пепла, под кроватью дохлый кот»?

— Том, ты просто… — он запнулся.

— Космос, — подсказала я. — Нет?

— Чума на лыжах!

Если б не ремень, я бы, наверно, сложилась от хохота вдвое.

— Ну да, — кивнула, вытирая слезы. — Так меня и зовут. Всегда звали. Правда, без лыж. Просто Чума. Люкина бабушка называла Чумочкой.

— Чумочка… — теперь уже Артем стиснул челюсти, с трудом сдерживая смех. Но не смог и фыркнул, как морж.

— Эй, на дорогу смотри!

— Ладно… Чумочка. Так что, ко мне? Обещаю, будем просто спать. Честное-древесное.

— Окей, Буратино, — сдалась я. — Но с условием. Я буду часа два гнить в ванне.

— Заметано.

Ехали мы недолго, с «Сортавалы» на проспект Энгельса и на Просвет.

— Я, как видишь, на выселках, — у огромного, на целый квартал, дома Артем свернул к крытому паркингу. — Это вы, центровые, в другом Питере живете. Зато у меня и здесь вид на озеро. И машину есть где приткнуть.

— Какое озеро, где? — удивилась я.

— Завтра увидишь. А на месте этого дома, кстати, раньше было болото.

Дом оказался еще больше, чем я думала. Вытянутый овал двух смежных корпусов замыкал двор, который мы пересекли. В парадной, вполне цивилизованной, стоял огромный фикус, а на полу лежал пестрый резиновый коврик.

— Прошу, — Артем пропустил меня в лифт, и я занудно заметила, что при входе на опасные объекты этикет рекомендует жертвовать менее ценной частью человечества.

Мы довольно долго спорили, какую часть человечества можно считать менее ценной, пока лифт не остановился на двадцать втором этаже.

— Ни фига себе! — присвистнула я. — А если сломается?

— Их два. За пять лет, пока здесь живу, хоть один, но всегда работал. А вот если вдруг пожар — тогда да, задница. Ни одна лестница не дотянется, только вертолетом снимать. Кстати, у меня еще и двадцать третий. Квартира двухэтажная.

— Ого! — язык свернулся трубочкой. — Прямо пентхаус. Ну, показывай свое буржуинство.

Буржуинство оказалось ничего себе. И хотя я не слишком любила модерн, вынуждена была признать, что обиталище Артема выглядит стильно и, как ни странно, уютно. Особенно меня поразили панорамные окна и ажурная лестница. Показалось, что квартира огромная, но выяснилось, что всего-навсего двухкомнатная: холл, гостиная и кухня внизу, большая спальня наверху. Зато два туалета — видимо, чтобы не шастать ночью по ступенькам, если приспичит.

Осмотрев все и покапризничав для вида насчет заказа на ужин азиатчины из ближайшей «Евразии», я отправилась в ванную. Налила воды с пеной и погрузилась блаженно по самые ноздри, как бегемот. Но не прошло и пяти минут, как Артем приоткрыл дверь.

— У тебя телефон надрывается, уже второй раз.

— Спасибо, — я стряхнула пену с руки и взяла трубку.

— Фиг дозвонишься, — проворчала Люка.

Я покосилась на Артема, и он, пожав плечами, вышел.

— Я в ванной. Точнее, в ванне.

— Отмокаешь после улетного уикенда?

— Он еще не кончился, — осторожно намекнула я.

— Даже так? Ладно, тогда не буду мешать. Потом поговорим.

— Стой! — успела потребовать я. — Сказала же: я в ванне. Одна. Так что ты не мешаешь. Давай, выкладывай, что случилось.

Вместо ответа в ухо прошелестел тяжелый вздох.

— Люка?

— Приезжал вчера, — сказала она убито.

— Кто? Павел?

— Да какой Павел? Тарас.

— С приплыздом! И чего хотел? Убеждал, что тебе ничего не положено и при разводе ничего не получишь?

— Нет, — за паузой последовал еще один тяжелый вздох. — Уговаривал вернуться. Обещал, что все будет по-другому. Говорил, что без меня не может и вообще пропадет. Даже плакал.

— Бог ты мой японский! — я чуть не утопила телефон. — И что?

— Том, я не знаю. Ничего не знаю.

Похоже, она тоже собралась плакать. И это так не вязалось с Люкой, — железной Люкой! — что я растерялась. И разозлилась.

— Только не говори, что все закончилось в постели!

— Нет, но…

— Понятно. Даже знать не хочу, что помешало.

— Томка, меня пополам рвет. Я же понимаю, ничего не изменится. Так и придется с ним нянчиться до самой смерти. Так и буду, как ты сказала, вечно бабой с яйцами. А другая половина скулит: ну а вдруг? И вспоминает все самое лучшее. С самого детства. Я думала, что уже через это прошла. Помнишь, говорила тебе, что было плохо? Но это, оказывается, ерунда была. Зато сейчас…

— Послушай, Люк… — я не представляла, что сказать. Все это было так знакомо. — Он сказал, что у них с отцом по клинике?

— Нет.

Я, конечно, могла допустить, что Тарас все-таки рассадил своих тараканов по полочкам, помирился с отцом и решил вернуть Люку. Но верилось с трудом. Особенно учитывая, что он наговорил мне.

— А тебе в голову не приходило, что это может быть связано именно с клиниками? Ему ведь при разводе придется половину отдать, а не хочется. Кстати, он твою карточку разблокировал?

— Не знаю, не проверяла. Ладно, Том, прости, что нагрузила. У меня тут входящий колотится.

— Позвоню завтра. Пока! Держись там.

Можно было, конечно, выяснить все у отца прямо сейчас, но я решила не портить себе настроение окончательно. До завтра все равно вряд ли что-то изменится. Хотя ситуация не нравилась мне ну очень сильно. И отмокать в ванне до сморщенных пяток расхотелось.

Так, а полотенце-то? Забыла. У меня лежали в ванной в тумбочке, а тут, похоже, нет. Хорошо, что телефон здесь.

«Артем, дай полотенце, плз».

«Ща».

Не прошло и пары минут, как дверь открылась.

— Ты же собиралась два часа гнить, — подойдя к ванне, он развернул огромное полосатое полотенце.