наказания, смогут отдаться веселью и беззаботности.

Портнихи шили праздничные одежды, кухарки готовили настойки и корзины с северными ягодами, а воины точили ножи и кинжалы, которыми показательно сразятся перед именинницей. Путь королевской семьи был недолгим, и Эвон решил, что лучше проспит всю дорогу на коленях мамы, чем выслушает десятки нравоучений от недовольного отца.

Они приехали в западную столицу к обеду, как раз успев к началу торжества. Эвон гостил здесь и раньше, но ничего не помнил, так как был укутанным в пеленки ребенком. Но сейчас с удовольствием рассматривал деревья и георгины, вдыхая соленый запах океана и ловя лицом лучи яркого солнца. Эвон пытался запечатлеть все в своей памяти, чтобы, вернувшись в холодный Аскар, с наслаждением вспоминать об этих теплых деньках.

Семью Скалей встретили слуги замка и сопроводили в гостевые покои. Конечно, намного роскошнее рокрэйнских. Эвон привык к деревянным стенам и твердой кровати, но бархатные балдахины, шелковые простыни, картины и ковры ему понравились куда больше. В каждой комнате стояли высокие лакированные шкафы, фарфоровые вазы с пышными букетами, пуфы и позолоченные ночники рядом с небольшими шкафчиками. Здесь Скали должны были остаться на ночь, чтобы на следующий день продолжить пиршество. Отец обещал Адеру поохотиться вместе в Большом лесу, а мать – прогуляться по рынку вместе с Иолой Бартлетт. Сыновьям же сказали поиграть с другими детьми и поближе познакомиться с принцессой, ведь, возможно, в будущем их семьи породнятся.

Эвон впервые увидел Далию в тронном зале. Ее рыжие волосы собрали в диковинную высокую прическу, а розовое платье было таким пышным, что принцессе приходилось медленно вышагивать. Она держалась статно, благодарила гостей и, сдержанно улыбаясь подаркам, выслушивала комплименты. Эвон любовался ею издалека. Так же, как Атернай, который все это время хмуро стоял за спиной отца.

Стоило закончиться торжественной части, как музыканты заиграли вальс, а гости закружились в такт музыке по мраморному полу. В тот день Эвон впервые увидел схиальских циркачей. Веселились и взрослые, и дети, которые в итоге утянули с собой и его. Поначалу Эвон робел и стеснялся, в своих фантазиях ему было проще знакомиться с новыми друзьями, да и пристальный взгляд отца обязывал его вести себя подобающе. Но перед громкой музыкой и звонким детским смехом Эвон не устоял. Даже мысли о том, что отец изобьет его, когда они вернутся домой, его не пугали. Сейчас он хочет быть как все: счастливым ребенком, утопающим в мечтах и грезах. Жаль, этого не видит Ранви. Мама оставила ее в Аскаре с нянечками: отец не хотел, чтобы дочь позорила его воинственный род.

В тот день Эвон громко смеялся и искренне радовался. Мама улыбалась, глядя на него, и даже Атер дал слабину. Его хмурое лицо повеселело, стоило Эвону позвать брата танцевать, но отец, схватив за руку, осек его и сказал не поддаваться своим желаниям.

– Стой прямо и держи голову, Атернай. Не забывай, чей ты сын.

– Олафур. – Мама коснулась его руки, но тот небрежно отмахнулся. – Дай им хоть в такой день побыть детьми, а не твоими обученными воинами.

– Закрой рот, Хриса, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Пусть твой ублюдок бегает по залу и строит из себя дурачка. А мой сын не опустится до такого. Поэтому стой, Атернай. А двинешься – убью.

Отец убедился, что их разговор никто не слышал, и, натянув на лицо улыбку, ушел к лордам, которые окружили Адера Бартлетта.

– Не слушай его, сынок. – Мама поправила волосы подбежавшего к ней Эвона. – Иди играть и не забывай улыбаться, мое ситэ.

Она игриво щелкнула его по носу. Эвон засмеялся и, последний раз посмотрев на брата, убежал обратно к детям.

Ему хотелось веселиться и дальше. Он мечтал, чтобы время остановилось или хотя бы тянулось чуть медленнее, но оно нещадно гналось следом и напоминало: скоро он вернется в проклятый Аскар. Там его ждет страх. И боль, которая не закаляла, а убивала.

Бегая по замку и рассматривая витражи на окнах, Эвон нашел дверь, ведущую в маленький красивый садик, который выглядел ухоженным. В нем росли цветы и аккуратно подстриженные кусты. Кроны тонких деревьев переплетались между собой и создавали арку, под которой можно было спрятаться от солнца или дождя. Тут царила тишина, лишь трещали сверчки, сидящие в траве. И Эвон, вдохнув ночной воздух полной грудью, сел на землю, облокотившись на ствол дерева. Он смотрел на небо и считал знакомые созвездия, о которых ему рассказывала мама.

Но дверь в садик отворилась, и его одиночество нарушил топот каблуков по вросшим в землю камням. Кто-то сел на скамейку неподалеку и горько заплакал. Эвон не знал, можно ему находиться здесь или нет, но, не совладав с любопытством, выглянул из-за укрытия. На скамейке сидела принцесса. Ее высокая прическа растрепалась, и длинные кудри упали на лицо. Скрывшись за ними, Далия терла глаза и шмыгала носом.

– Почему вы плачете? – осмелился спросить ее Эвон.

Она испугалась и вскочила со скамейки, быстро вытирая слезы на щеках.

– Кто вы? Это мой сад! Вам сюда нельзя! – Далия разозлилась.

– Вас кто-то обидел?

Эвону хотелось успокоить ее. Подбодрить и развеселить, чтобы на ее лицо вновь вернулась лучезарная улыбка.

– Н-нет… – Далия обиженно села обратно. – Просто я принцесса.

– И очень красивая! Вам не идут слезы. – Тогда еще Эвон был совсем мал и пока плохо знал, как правильно успокаивать людей.

– Спасибо. – Она засмущалась. – Наверное, мой долг – быть несчастной.

– Почему?

– Папа весь вечер пытается познакомить меня с сыновьями Севера. Мне исполнилось десять лет, но он уже хочет, чтобы я стала женой одного из Скалей.

Эвон смутился:

– А вы этого не хотите?

– Нет! Конечно же нет!

А он был бы не прочь взять ее в жены. Хоть и рано об этом думать, но казалось, что союз их семей был предрешен. Отец с матерью часто рассказывали о принцессе и, желая союза стран, ждали, когда же их сыновья вырастут.

– Они вам так противны?

– Нет… – Она шмыгнула носом. – Просто папа все всегда решает за меня. А я хочу сама! Но… Значит, это моя судьба. Делать так, как нужно, и так, как говорят.

– Знаете, Далия, однажды мама сказала мне, что судьбу не ожидают, ее создают. Может, вам не стоит сдаваться?

– Но ведь это мой папа. Я боюсь его расстроить.

– Вот именно, что он ваш папа. Он вас любит и все поймет.

– Ой… – Каблуки вновь ударились о землю. – Вы правы! Вы так правы! Спасибо!

Она побежала обратно.

– Можете посидеть в моем саду! Я вам разрешаю! – бросила она, обернувшись на ходу.

Эвон улыбнулся и вновь остался один.

Эвон и Юри покинули Длинный дом с восходом солнца. Сейчас они, поднимаясь по горам, оставили за спиной Аскар и с легкостью преодолели полпути. Тепло одевшись, они успели вспотеть и пару раз присесть на заснеженные пни, чтобы отдохнуть. Травник стащил с кухни вяленой оленины и налил в бештет горячего елового чая.

– Как спалось? – жуя мясо, спросила Юри.

Она лукаво посмотрела на Эвона, отчего тот засмущался.

– Эм… хорошо. Да. Спалось хорошо.

– Выспался?

– Да. Сойдет.

– А я вот плохо спала.

Эвон снял перчатки и открыл бештет, чтобы сделать глоток.

– Кажется, ваши с Далией стоны слышал весь дом, – улыбнулась сиаф.

Травник обжег язык, подавившись чаем.

– Да ладно тебе. Не стесняйся.

Юри взяла из его рук флягу и тоже сделала глоток, запив оленину.

– Мне неловко с тобой это обсуждать, мышонок.

– Ну а я не прошу рассказывать в подробностях. Просто рада видеть вас вместе.

– Да? – усмехнулся травник.

– Да. Ты хороший человек, и принцесса, какой бы глупой ни была, тоже.

– Спасибо, мышонок. Мне приятно это слышать.

– Ты изменился, Эвон. Помню, ты сказал, что не хочешь любить, а желаешь наблюдать за тем, как любят. Теперь ты так не думаешь?

– Да… – Травник мял в руках перчатки. – Ее голос, взгляд, прикосновения заставляют мое сердце трепетать.

– Ой, нет! – засмеялась Юри. – Я просила без подробностей!

Она встала и, отряхнувшись, направилась дальше. Но Эвон все же нагнал ее. Набрав снега в ладони, он