программы (звалась она вроде «Взгляни на меня») небольшой проектный обмен. За полгода мы должны были сделать по книге – на одну тему, одного объема, с произведениями одного жанра. Подумав, мы определились: у нас это будет сборник четырех художественных повестей о русских царях, а в издательстве моей новой подруги – такой же сборник, но о четырех американских президентах. Обе книги выйдут в обеих странах, правами обменяемся бесплатно. Плюс получим, если обратим на себя внимание, приличный грант от организаторов культурной программы, пиар и «высокие» рецензии.

Дело было за малым – выбрать способных авторов, которых такое может заинтересовать. Я нашел троих: двое как раз специализировались на исторической прозе, а один на мистике, зато писал так живо и так глубоко рыл информацию, что предложить ему проработать загадки жизни Петра I, связанные, например, с Яковом Брюсом, показалось мне удачной мыслью. О четвертом авторе я подумал сразу: Варя. Ей я отдал на растерзание Ивана Грозного, зная: ей с ее триллерным мастерством будет интересно. Грозного она называла одной из любимых исторических личностей.

К дедлайну тексты были готовы. Последней повесть прислала Варя. Честно говоря, я умирал от любопытства и даже не обратил внимания на то, что «тело» ее письма было пустым, хотя обычно Варя сопровождала вложения забавным обращением, смайликом или еще чем-то. Тем не менее, бросив короткое «Ок, получили, спасибо!», я сразу сел за чтение и пропал. Вокруг были пестрые терема Александровской слободы, и кровавые реки на пыльных улицах, и песьи головы на луках седел, и посреди черной, ухмыляющейся скоморошьими масками вороньей стаи – он, высокий, но сутулый, в меховой мантии и золоченом уборе, с бесовски горящими – и полными страдания – глазами. Царь. Были его жены, монахи и бояре, дети, друзья и враги. Варя в большинстве трактовок образов – сам Иван IV, Басманов, Скуратов, Курбский, Филипп – осталась верна Толстому, Лунгину и Эйзенштейну, но то, какими красками она все выписала, оказалось восхитительно страшным. Я не сомневался: американские читатели оценят. Они не знают об этом периоде почти ничего, они, возможно, даже не подозревают, сколько страстей пережила страна, заросшая глупыми анекдотами о медведях и балалайках.

Грозный – со всем греховным величием – стал для меня живым и близким, как и многие Варины герои, хотя прежде я его особенно не любил, в отличие от трех других «выбранных» царей – Петра I, Екатерины II и Александра II. Текст был прекрасен. Где там моя звезда? Нужно поделиться впечатлениями. Авторы могут сколько угодно игнорировать отзывы, таких я знаю, Варя тоже с годами перешла в эту секту. Но мнение редактора авторам все-таки обычно приятно или как минимум любопытно. Да и часть бумаг пора было подписать.

Я набрал знакомый номер. Варя не брала трубку. Я решил, что она отправилась тратить на что-нибудь аванс, и оставил ее в покое. Но прошло три дня, а сотовый не отвечал. По почте тоже – тишина.

Когда надежды, что Варя просто уехала, испарились, я отправился по ее адресу – в знакомый уже Шуйский. Бетонный, каменный или черт знает какой богатырь Михаил Скопин тревожно зыркнул на меня с вокзальной площади: «Явился…» Не понравился мне этот взгляд, я даже вместо пешей прогулки предпочел прокуренное, бодро поющее о Мурке такси.

…Варя, открывшая дверь, была пьяна. Стоя на пороге, она мутно созерцала меня – веки опухли, глаза покраснели, волосы торчали, словно после пары ударов током. Вокруг плавали густые спирали сигаретного дыма. Кентервильское привидение. Фантом без намека на живую плоть: руки эти тонкие, халат серо-белый, напоминающий лохмотья… Еще бы ядро на ногу.

– Драсьте.

Я опешил. Не то чтобы я ни разу не видел своих авторов в каком-либо «угаре», творческом или не совсем, не то чтобы я не знал, как умеет пить Варя, но… Вместо планируемой гневной тирады на тему «Где вас носило?» я лишь неуверенно спросил:

– Заболели?

Варя поколебалась, будто задумалась: «А правда, я заболела или как?»

– Грозный, – наконец последовал короткий ответ.

Она пропустила меня в квартиру. Идя по коридору, я все не сводил взгляда с ее сутулой спины. Я боялся, что Варя обо что-нибудь споткнется и упадет, но упала она лишь на кухне – на жесткий стул. И вдруг заплакала, уронив голову на руки. Даже не так – завыла, странно, надсадно. Что-то мне это вдруг напомнило, что-то, чем и в помине не было, что же, что же… Плач был хриплый, надрывный, и, как и довольно часто, я при виде слез прирос к месту. Потом попытался подойти… но был остановлен рукой с поднятым средним пальцем.

Я промолчал. Чего обижаться? Варю я знал уже хорошо: недостаточно, чтобы понимать, но достаточно, чтобы прощать подобные вещи. Сирота. Слишком умная, слишком непустая, за все вечно борется. Гордая – настолько, что может уже жить на гонорары, а не живет, работает с этими своими логотипами, лендингами и буклетами. Всегда, во всем сама за себя, а главное – не принимает жалость. А еще я ее люблю. Это я тоже знал. Пусть показывает средний палец, пусть колется как еж – невелика беда, главное, живая. И я просто сел напротив. Попутно понял: вой этот – будто над трупом кого-то, кого запытали опричники. У Вари была в повести сцена такой казни, очень выразительная. Запомнилось.

Варя успокоилась. Выпрямилась. Поглядела на меня уже осмысленно, очень удивленно и наконец, заправив волосы за уши, заговорила:

– Извините меня… я дура. Переутомилась. Боялась опоздать с текстом.

– Он у вас прекрасный получился, – выдавил я, глядя на ее белое лицо. – Но что с вами? Вы не опаздывали. У вас еще неделя срока. И я, к слову, с запасом дал.

Она устало поморщилась.

– Ладно. Я немного вру: дело не в спешке. Это… бред, но во всем правда виноват Грозный. Я подпустила его слишком близко. А он из тех, кого не стоит подпускать. Вот…

– Это видно, что подпустили. Замечательно! – воскликнул я и даже собирался озвучить запомнившуюся мне цитату, что-то о Падающей башне в Казани и якобы пытавшейся сброситься с последнего ее яруса царице Сююмбике. Противостояние этой мятежницы и царя – полулегендарное, но как описанное! – было одной из ветвей Вариного повествования. Царица ведь напророчила ему страшную смерть…

– Нет… не очень, если честно. – Она потрясла головой и тут же болезненно за нее схватилась. – У вас акт сдачи-приемки? Да? Я… попозже, хорошо? Сейчас читать не могу…

Я кивнул и уверил ее, что никуда не спешу и вообще акт – дело десятое. Мы просидели в тишине,