– Таким образом, вы согласны с тем, что картина являетсянеотъемлемой составной частью дела обвиняемой?

– Нет, не считаю.

– В таком случае, – сказал Мейсон, – я приму меры, чтобы этакартина, зарегистрированная для идентификации в качестве вещественногодоказательства защиты, была представлена как неотъемлемая часть делаподзащитной.

– Я возражаю, – стоял на своем Бергер. – Нет достаточныхоснований.

– Тогда, – улыбнулся судья Мэдисон, – я намерен поддержатьвозражения мистера Мейсона на этот вопрос. Я думаю, что это дело требуетдополнительных расследований. Они в высшей степени формально юридические, темне менее речь идет о введении в дело посторонней вещи и перекрестном допросесвидетеля по теме, которая даже человеку, проводящему перекрестный допрос,кажется несущественной.

– Это несущественно на предварительном расследовании, –сказал Бергер.

– А сама картина существенна?

– Да.

– Тогда, – продолжал судья Мэдисон, – если она не былазаказана покойным и не была заказана обвиняемой, то почему нас волнует вопрос:кто ее заказал?

– Я хочу знать, – упорствовал Гамильтон Бергер. – Хочуудовлетворить свое любопытство.

– Ваше любопытство не является составной частью этого дела,– съязвил судья Мэдисон. – Я хочу ограничить показания конкретными, важнымивопросами. Если вы намерены возражать против введения этой картины в дело, то ясмею полагать, что позднее вы дойдете до того, что вычеркнете все показания,касающиеся картины, на том основании, что они неправомерны, несущественны и кделу не относятся.

– Это верно, ваша честь, – подтвердил Бергер.

– В данных обстоятельствах, – перешел к заключению судьяМэдисон, – пока мы не покончим с идентификацией этой картины, я не намеренвынуждать свидетеля называть имя своего клиента, особенно когда оказывается,что оно не называлось при прямом допросе. Или, иными словами, пока не появитсячто-то доказывающее причастность человека к делу. Я намерен поддержатьвозражение. Однако приближается окончание нашего послеобеденного заседания, и яобъявляю о переносе слушания дела на завтра. Честно говоря, я бы хотелпосоветоваться с компетентными лицами о проведении перекрестного допроса понесущественным показаниям.

Гамильтон Бергер еще раз пошептался со своими помощниками изаявил:

– С позволения суда, я не имею возражений противпродолжения. Я бы тоже хотел посоветоваться с авторитетами. Мы возобновим делоутром.

– Очень хорошо, – заключил судья Мэдисон, – суд возобновитзаседание завтра в девять тридцать утра.

Вернувшись в контору, Мейсон удобно расположился на своеммягком вращающемся стуле, закинул руки за голову, облегченно вздохнул иусмехнулся.

– Когда удается выбраться из такой переделки, это чего-то дастоит, – сказал он.

– Удалось выбраться?! – с удивлением воскликнул Дрейк. – Тыпросто отложил на несколько часов роковой день расплаты. Завтра в девятьтридцать все начнется сначала.

– Ну уж нет!

– Не понимаю…

– Так вот, в зале все слышали о том, что обвиняемая дастпоказания на предварительном слушании. Это послужило приманкой для нашегостарого друга Гамильтона Бергера, который поспешил на расправу со мной.Газетчики, узнав, что Гамильтон Бергер готовится насладиться триумфом надомной, толпой повалили на спектакль.

– Ну, поскольку представление отложено, репортеры будут тамзавтра. Гамильтон Бергер устроит перекрестный допрос твоей клиентке и пожелаетузнать, что это за власть имел над ней Дюрант, благодаря которой она исполнялалюбые его желания, потом спросит, правда ли, что ради куска хлеба с маслом онаготова предать своих друзей, в частности Рэнкина, после этого поинтересуется,знала ли она о том, что участвует в каком-то мошенничестве. На ней места живогоне останется, можешь не сомневаться.

– У меня для тебя есть новости, Пол, – улыбнулся Мейсон. –Никакого представления завтра не будет.

– Что ты хочешь сказать?

– Давай рассуждать логически. Дело быстро обрело новуюформу, как только я узнал, что Коллин Дюрант не заказывал никакой копии и чтокартина никогда не покидала мастерской Горинга Гилберта.

– И что же из этого следует?

– Все!

– Я вижу, что здесь какое-то мошенничество, но чтоконкретно?

– Это очень интересное мошенничество, – продолжал Мейсон, –и разгадку знает человек, заказавший копию и оплативший ее.

– А кто заплатил за копию? – поинтересовался Дрейк.

Мейсон улыбнулся и покачал головой:

– Пока неизвестно.

– Он что-то темнит, Пол, – вмешалась Делла Стрит. – Сейчасбудет играть с тобой, как кошка с мышью. Он так возбудит твое любопытство, чтоможет начаться лихорадка.

– Ой, меня уже лихорадит.

– Ну, вот вам факты, – начал Мейсон. – Картина была поддельной.Она стоила две тысячи долларов. Ее так и не вручили владельцу. Гонорарзаплатили стодолларовыми купюрами. Коллин Дюрант имел десять тысяч такими жекупюрами и был убит. А еще у меня есть такая бомба, и я могу взорвать ее влюбую минуту. Чуть было не сделал этого сегодня, но удержался, теперь на этомможет получиться большая игра.

– Какая еще бомба? – допытывался Дрейк. – Ну мне-то тыможешь сказать?

– Оружие в камере хранения.

– Но это же работает против Максин! Те неопознанныеотпечатки вряд ли помогут. Они могли появиться в любое время, как до того, таки после.

– Все это просмотрели, – улыбнулся Мейсон.

– Просмотрели что?

– Камеры проверяют каждые двадцать четыре часа. Как толькопроходит двадцать четыре часа с момента закрытия ячейки, ее открывают. У этойячейки контрольный срок истекал пятнадцатого. По этой причине с четырнадцатогопо пятнадцатое ею не пользовались. Оружие туда надо было положить нетринадцатого, а четырнадцатого. А это значит, убийца подложил его уже послетого, как Максин уехала из штата. Однако это орудие убийства, и положено онотуда было настоящим убийцей.

Глаза Дрейка расширились.

– Ну, я…

Резко зазвонил телефон. Делла сняла трубку и сказала:

– Да, Герти? В чем дело? О! Одну минуту. – Она повернулась кМейсону: – Мистер Олни внизу, и, по словам Герти, он вне себя. Размахиваетповесткой и хочет знать, чего вы добиваетесь, вызывая его в суд. Говорит, чтозавтра он должен быть в Гонолулу.