– Понимаю.

– Хорошо. На том и порешим. Но если вы лжете мне, то Господьвам судья!

– Шеф, вы поняли значение ответа Гилберта на вопрос окартине? – спросила Делла Стрит, просматривая свои стенографические записи. –Из его слов не следует, что эту картину он делал по заказу Дюранта.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, но тоже не знаю ответа наэтот вопрос. Я уже так далеко зашел, что не могу возвращаться. Надопродвигаться дальше. Думаю, он мог неправильно понять вопрос. Как бы то нибыло, а назад хода нет.

– Может быть, Дюрант не заключил с ним сделку конкретно наэту работу, но собирался купить ее, как только Гилберт сделает копию. А когдамы были в мастерской, он не говорил, что Дюрант заказал эту картину?

– Нет, подожди, по-моему, он не говорил этого, по крайнеймере не так конкретно.

– А мне кажется, говорил, – возразила Делла.

– Нет, – задумчиво нахмурился Мейсон. – Я спросил его, делалли он картины по заказу Дюранта, и он ответил утвердительно. Далее япоинтересовался, были ли они подделками, и он ответил, что не в этом смыслеслова; Дюрант продавал их как жанровые картины, буквально за гроши. Потом язадал ему вопрос, не писал ли он картину с изображением женщин под деревом встиле Филиппа Фети. После минутного колебания он подошел к стопке картин,выбрал одну и спросил, не является ли она ответом на мой вопрос.

– Ну и?..

– Да, здесь есть что-то странное. Надо обязательно добиться,чтобы картина была представлена в качестве вещественного доказательства. Кактолько мне это удастся, из версии окружного прокурора получится яичница. Покрайней мере, я постараюсь, чтобы так случилось.

– А Пол Дрейк сейчас разносит повестки?

– Да, Пол Дрейк занят повестками, и новости для наснеутешительные. Олни собирается позвонить судье и сказать, что не будет даватьпоказания, так как ничего не знает об этом деле, а в суд прибудут его адвокатыс заявлением, будто это я ввел в заблуждение правосудие. Короче говоря, дотого, как мы закончим, тут будет целое представление.

– А что вы думаете о поведении судьи? – спросила ДеллаСтрит.

– Если только я не вытащу из шляпы огромного, жирного,дрожащего кролика, то судья заявит о взятии Максин под стражу, но отступать ужепоздно. Если я это сделаю, то все подумают, что во время перерыва Максинпризналась мне или что-то в этом роде и я не осмелился продолжать. Это будеткрайне нежелательно для нее, когда дело будет слушаться в суде присяжных. Ярассчитываю ворваться и крушить направо и налево, чтобы в этой сумятице никтоне понял, кто кого и в чем обвиняет.

– А обвинение как себя поведет в этой ситуации?

– Обвинение, – улыбнулся Мейсон, – почти наверняка пригласитнашего уважаемого современника Гамильтона Бергера, чтобы в самый ответственныймомент заседания он лично мог насладиться моим позором. И окружной прокурорпоставит себе в заслугу, что вынудил меня совершить правовую ошибку.

– Он умный, – предупредила Делла Стрит.

– Знаю, что умный, – согласился Мейсон, – но я уже прыгнул влодку, и меня отнесло на середину реки. Я вот-вот наткнусь на камни, и нетдругого выхода, как проскочить или опрокинуться. Мне ни свернуть, ни поплыть вспять.Да если бы я и попытался, это меня уже не спасло бы, так лучше опрокинуться иразбиться о пороги. Единственное, что мне остается, – это с умным видом грестивниз по течению, как будто я знаю путь между этими подводными камнями.

Когда суд возобновил заседание, в зале присутствовал самокружной прокурор Гамильтон Бергер.

Узнав о предварительном заявлении, сделанном Перри Мейсоном,он лично явился в суд и теперь восседал рядом со своим заместителем, всем видомпоказывая, что знает о промахе защитника и после их долгой вражды рассчитываетнаконец взять реванш.

– Я вызываю для дачи показаний Максин Линдсей, – объявилМейсон. – Подойдите туда и поднимите правую руку, Максин. И, – добавил он, –говорите только правду.

– Не надо никакой показухи, – не удержался Гамильтон Бергер,– здесь нет присяжных.

Судья Мэдисон улыбнулся и спокойно заметил:

– Я бы очень просил противные стороны воздерживаться отличных выпадов.

Мейсон приступил к допросу:

– Максин, вы помните вечер тринадцатого?

– Очень хорошо.

– Вы знали Коллина Дюранта при жизни?

– Да.

– Как долго вы были с ним знакомы?

– Несколько… не могу вспомнить. Три или четыре года.

– Вы были в дружеских отношениях?

– Да, в дружеских. Ну, я знала его и оказывала кое-какиеуслуги.

– А теперь я хочу, чтобы вы очень внимательно слушали моивопросы, Максин, и отвечали очень конкретно.

– Да, сэр.

– Вы знакомы с Отто Олни?

– Да.

– Присутствовали ли вы на его яхте в тот день, когда у васбыл разговор с Дюрантом об одной из картин Олни?

– Да.

– И что сказал Дюрант?

Судья Мэдисон скривил губы:

– Сейчас мы забредем в сферу, где…

Но тут вскочил Гамильтон Бергер:

– Если суд позволит, обвинение не возражает. Мы хотим, чтобымистер Мейсон продолжал. Каждая новая тема, которую он приоткрывает, даетдополнительные возможности для перекрестного допроса. Мы намерены не возражатьпротив любого его вопроса.

– Я высоко ценю отношение окружного прокурора, – сказалсудья Мэдисон, – но, в конце концов, у суда много других дел… Однако, если нетвозражений, я оставляю вопрос.

– Вы можете рассказать, что произошло в отношении одной изкартин? – повторил вопрос Мейсон.

– Мистер Дюрант подошел ко мне и сказал, что картина,висевшая на яхте мистера Олни, которую все считали принадлежащей кисти ФилиппаФети, всего лишь подделка. Позднее он велел мне передать этот разговор мистеруРэнкину.

– А кто такой мистер Рэнкин?

– Лэттимер Рэнкин – агент по продаже произведений искусства.Насколько мне известно, именно он продал эту картину мистеру Олни.

– И что мистер Дюрант сказал вам об этой картине?

– Он велел мне при разговоре с Рэнкином упомянуть его,Дюранта, мнение о том, что картина всего лишь подделка.

– Это полотно с изображением женщин под деревом?