Он снова всем корпусом поворачивается в мою сторону и вопросительно смотрит.

— Масштабировать, — негромко говорю я.

— Масштабировать… — повторяет он, — на всю страну. И… обязательно привлечь к работе товарища Скачкова и товарища Новицкую… и Брагина. Он хоть ещё не коммунист, но идёт верным, курсом. Такое моё предложение… Предлагаю… голосовать. А первым секретарям обкома Грушницкому и горкома Захарьину надо благодарность…

Естественно, все голосуют в едином порыве абсолютно единогласно, даже те, кто ещё несколько минут назад пытался разнести идею в пух и прах. Ильич уходит, а мы остаёмся. Избирается рабочая группа, куда входим мы втроём, первый секретарь ЦК ВЛКСМ и замы от ДОСААФ и Главного Управления. А также работники зависящих от решения отделов. Гурко тоже входит в группу. Вот жук.

Ананьев сидит бледный, как полотно, по лбу пот течёт, взгляд потухший, направленный в одну точку. Борис Маркович что-то шепчет ему на ухо, подойдя сзади. Ананьев время от времени кивает.

Понять человека можно, получил от генсека чёрную метку и был бы сам виноват, а то ведь выполнял заказ начальника общего отдела. А может, и ещё чей-то…

План получается такой. Начнётся первый этап работы в ЦК ВЛКСМ, сверстается грубый план, чтобы было понятно, как за это всё браться вообще. И после этого уже здесь на Старой площади мы будем распределять обязанности и детально прорабатывать все нюансы со всеми заинтересованными лицами. Здорово, но мне, похоже придётся каждый день на работу ходить… А в этом ничего здорового, как раз нет.

После совещания мы стоим в земляческом кругу. Подходит сияющий товарищ Ефим:

— Поздравляю, товарищи. Вот, молодцы, так молодцы. А ты, Егор, молодец, что не забыл старых друзей и упомянул.

— Как бы я мог промолчать, — усмехаюсь я. — Без вас бы ничего и не было.

— Молодец, молодец, — подходит первый секретарь обкома и протягивает мне руку. — Грушницкий.

— Здравствуйте, Евгений Семёнович. Очень приятно. Брагин.

— Знаю, что Брагин, — кивает он. — Рад, что генеральный секретарь лично одобрил.

— Первый раз такое вижу, — говорит Гурко, подходя к нам. — Чтобы генсек сам пожаловал на проходное совещание? Лично приехал! Похоже, действительно ему по душе пришлось наше начинание.

«Наше»? Ох, жук, ну и жук.

— Так, вы все областные и городские материалы предоставьте, — командует он. — Регламенты, договора и вообще всё, что есть. Мы от них будем отталкиваться. Это как можно скорее нужно и прямо мне. Ну что же, раз у нас такой региональный триумф сегодня, предлагаю вот так, всей нашей дружной сибирской командой поужинать. По-партийному скромно отметить первый успех и собрать силы для достижений остальных этапов. Теперь мы ошибиться не можем, нам нужно прицельное попадание. Точное и эффективное!

— Гурко этот на мудака похож, — хмурится Скачков, когда мы выходим из ЦК.

— Виталий Григорьевич, — усмехаюсь я и головой показываю на городское и областное начальство.

— Да, ладно, — машет рукой Ефим, — все знают, что он и есть мудак. Манипулятор.

— Ефим Прохорович, — качает головой Грушницкий.

— Простите, — смеётся он. — Но, Евгений Семёнович, правду-то не скроешь, всё тайное становится рано или поздно явным. Человек впервые увидел его, а вывод сразу сделал, причём однозначный и недвусмысленный.

— Ну что, товарищи, время обеденное, — говорю я. — Может быть нам, не дожидаясь ужина, начать праздновать прямо в обед?

— У меня дела, — серьёзно отвечает глава обкома. — Договорились на вечер, значит на вечер.

— Ну что же…

Мы прощаемся с Грушницким и едем в гостиницу. Машины у меня здесь обе стоят, включая тачку бывшего таксиста Сергея Сергеевича, так что места хватает всем. Приезжаем и сразу идём в ресторан. Скачков отстаёт, получает ключи от номера и подтягивается через некоторое время.

— Ну, друзья-товарищи, — радуется Ефим, разливая по стопкам водочку. — Жизнь хороша и жить хорошо?

Конечно, хорошо. Когда всё в гору прёт всегда хорошо. В ресторане царит оживление, связанное с предвосхищением и предвкушением. Всё работает на восторг. Белые хрустящие салфетки, летающие по залу официантки, лёгкий возбуждённый гул посетителей, стук приборов, запах еды и снежная пушистая зима с той стороны за большими окнами с видом на Кремль.

Дорогая моя столица, золотая моя Москва

За столиком в противоположной стороне зала я замечаю Ферика и Айгуль. Они меня не видят. Ну и ладно, попозже подойду.

— Ой, Ефим Прохорович, мне ещё на работу, я не буду, — отказывается от водки Новицкая. — На меня и так сейчас все косо смотреть будут, как на что-то отбившееся от коллектива.

— А я буду, — раздаётся весёлый голос.

— О! Юрий Платонович! Ты как здесь⁈

— А мне Егор сообщил, что вы обедать идёте. Вот, думаю, надо посмотреть на старых друзей, а то все заняты вечно.

Платоныч присаживается к нам за стол. Мы делаем заказ и весело болтаем, настроение приподнятое. Довольно серьёзная победа и руки прямо чешутся скорее взяться за строительство структуры будущего. Хватило бы силёнок.

— Юрий Платонович, ну как дела на новом месте? — спрашивает Захарьин. — Прямо зависть берёт, все что-то новое пробуют, а я сижу, как пень и никуда не двигаюсь.

— Так год всего, — смеюсь я. — За год пнём трудно стать.

— Много ты понимаешь, — шутливо говорит он. — Большак и года не отработал, а смотри уже вон где. В Москве, в министерстве.

— А вам бы куда хотелось? — спрашиваю я.

— Мне-то? — задумывается Ефим. — Начальником отдела, например…

— Вместо Гурко что ли?

— Тише-тише, — втягивает он голову и озирается по сторонам, а потом начинает смеяться.

Это типа шутка такая. Я тоже улыбаюсь.

— Нет, — говорит Ефим после своего короткого перфоманса. — Тут связи нужны, а у меня ещё нет столько, чтобы общий отдел возглавлять. Вот пойдёт Гурко на повышение, глядишь и меня подтянет. А вообще, он тот ещё хитрец. Ну, давайте, за успехи во всесоюзном масштабе!

Они втроём выпивают, а мы с Ириной блюдём себя.

— Ну, ты как? — спрашивает она. — Оклемался? Дай-ка руку потрогать, лоб уж не буду проверять, как мамочка.

Сказав про мамочку, она хмыкает, и осекается. Я протягиваю руку. Она вкладывает в неё свою.

— Ничего, не горячий вроде. Видел таджичку свою?

— Она узбечка, — качаю я головой. — Вот же ты глазастая какая. Один раз мельком видела и запомнила?

— Внешность яркая, — пожимает она плечами. — А что это за мощный старик с ней? Жених? Или постылый муж, может быть?

— Дядя, насколько мне известно.

— Понятно… И чего не идёшь?

— Завтра с ними буду встречаться. А сейчас пойду просто поздороваюсь, пока солянку не принесли.

Я встаю, прошу прощения и иду к Ферику с Айгюль

— Какие люди, — посмеивается Ферик. — Привет, коммуняка. Променял старых друзей на кремлёвских старпёров? Иди сюда.

Я подхожу, он поднимается и обнимает меня.

— Садись с нами, посиди.

— Ненадолго, — соглашаюсь я. — У меня сегодня партийные дела.

Айгюль улыбается, сияет и глаз с меня не сводит. Я наклоняюсь к ней и она подаёт руку. Наши глаза встречаются и я вижу озорные искорки в её взгляде.

— Ослепительная, — улыбаюсь я, она тоже расплывается в улыбке.

— А вечером ты свободен? — спрашивает Ферик.

— Лучше бы на завтра перенести, — развожу я руками. — У меня сегодня партактив, практически. На совещании, между прочим, Брежнев лично был. Руку мне жал.

— Так ты не теряйся, внедряйся скорее, — хлопает меня по колену Ферик, когда я сажусь на стул рядом с ним. — Пора уже серьёзными делами заниматься, а?

— Пора, конечно. Вот, с Айгюль нам тоже нужно серьёзные дела делать. И к вам у меня есть очень интересный вопрос. Но, если можно давайте завтра. У меня ужин сегодня в «Интуристе» с шишками партийными. Нежелательно пропускать.

— Ну что же делать, — ненатурально вздыхает Ферик, — времена такие наступили, что старик должен мальчишку ждать да ещё и уговаривать, — подкалывает меня он.

— Фархад Шарафович, — прижимаю я обе руки к сердцу и улыбаюсь так сладко, будто халву ем. — Вы же знаете моё отношение.

— Ладно-ладно, шучу, — говорит он. — Знаю, конечно. Я тебя сам как сына родного люблю. Ты главное, Айгюль лишний раз ждать не заставляй.

— Обещаю, завтра всё решим. Мой план осуществляется, похоже, так что заказ будет большой. Единственное, с деньгами может быть затык, придётся всю оперативку выгребать, чтобы с вами расплатиться.

— Да что же, мы не люди, что ли? — лукаво усмехается Ферик.

— Хорошо. Друзья, Фархад Шарафович, Айгюль, услада