Если только сам не знает толк в лесных пожарах.

Паническое бегство – всегда фатальное бегство, это Ханна очень хорошо понимала, давно уже усвоила, много чего повидав в этой жизни, так что, глядя на дикую местность в бинокль, отчаянно пыталась найти другой выход, выход получше, чем тот, который она видела.

И все же ее глаза вновь и вновь обращались к дыму.

Они смогут достичь горящего участка к закату и не столкнутся с человеком с винтовкой, который двигался в противоположном направлении, а оказавшись вблизи пожара, легко будет найти помощь. Рации в изобилии, транспорт тоже, в том числе вертолеты – если не получится сесть, им сбросят спасательный строп, заберут прямо с воздуха.

«Сможешь добраться туда?» – спрашивала себя Ханна, и призрак девчонки, которой она когда-то была, отвечал: «А что, почему бы и не прогуляться?» А потом звучал голос женщины, которой она теперь стала: «Дело не в расстоянии. Дело в том, чтобы вернуться туда. Сможешь ли ты?»

Ни один из голосов ответа на этот вопрос так и не получил.

Где-то между Ред-Лодж и Кук-Сити Итан принялся считать в уме. Просто чтобы отвлечься в борьбе с адреналином, яростью и страхом. Вначале только цифры. От одного до ста, потом обратно. Когда это надоело, стал считать проскакивающие навстречу машины, а потом, поскольку их было мало, подсчитывать крутые развороты шоссе. Но дальше, выше в горах, переключился на совсем другой счет.

Теперь он считал мужчин и женщин, которых обучил искусству выживания. Начал с самых недавних, когда уже работал частным порядком, и все дальше отодвигался назад во времени. Назад к Военно-воздушным силам, к джунглям, пустыне и тундре, куда его выбрасывали на неделю, или на десять дней, или на месяц. В каждой группе было около тридцати человек, а он готовил по четыре группы в год и работал так пятнадцать лет. Так что одних только военных выходило как минимум восемнадцать сотен. Добавь сюда гражданских, и, пожалуй, получится тысячи две с половиной. А может, и все три тысячи.

Три тысячи людей, которых он обучил, как остаться в живых. Некоторым из них это пригодилось. Он знал это. Пилот, упавший в Тихий океан; боец, отбившийся от своего подразделения в Афганистане; охотничий гид, который сломал ногу, сорвавшись со скалы… Итан регулярно получал письма и телефонные звонки. Не говоря уже о похвальных грамотах и наградах.

Три тысячи человек, получивших положенный набор инструкций.

И ни одной проверки самого себя.

Настоящей проверки, по крайней мере. Он только преподавал, преподавал и преподавал. Учил лучших из лучших, учил всю свою жизнь, но никогда сам не подвергался проверке. Крутейший боец никогда сам не видел ринга.

Только вот никакой он не боец. Это опять все тот же старый разговор с отцом: первым оскорблением стало то, что сын морского пехотинца вступил в ряды ВВС, но тогда его папаня все-таки сумел стерпеть обиду, прикинув, что мир давно вступил в новую эру боевых действий, и будущее при всех раскладах за ракетами и беспилотниками – что, судя по всему, немало его печалило. А когда Итан стал инструктором по выживанию, это почему-то, каким-то извращенным образом, оказалось для отца еще большим оскорблением, еще большим разочарованием, поскольку тот привык измерять свои собственные ценности исключительно на основе способности убивать.

«Ты просто учишь их, что делать, если вдруг они остались совсем одни? – спрашивал он. – Откуда? Откуда ты знаешь, что от этого действительно есть толк?»

До чего же это его задевало – мысль о том, что его сын всегда будет «здесь»! В то время не было войны, но это не играло для Рода Сербина абсолютно никакой роли – война может быть, она обязательно будет, и когда она начнется, его сын останется в сторонке, причем по своему собственному выбору. Спас он чьи-нибудь жизни или нет – совершенно не важно. Он не отберет чью-то жизнь, а вот это-то и есть самое главное. Это донимало его, но только не Итана. Только не до сегодняшнего дня. И вот теперь он вел машину, он планировал – и терялся в догадках.

Сможет ли он это сделать? Сделает ли?

Когда они вернулись с гор, дым пожара был уже достаточно высок и четко вырисовывался на небе, и Итан изумился, насколько тот вырос с утра. Хотя с утра и во всем окружающем мире очень немногое осталось прежним.

– Как по-вашему, где сейчас может быть мальчишка? – спросил обожженный, нарушив тишину.

– Понятия не имею. Прошло больше двадцати часов. Если он шел без остановок, то может быть буквально где угодно на довольно большой территории. Или его уже нашли.

– Надо будет это выяснить. Проблема проста: если он уже у них, тогда идти в лес нет смысла, и я только зря потрачу несколько часов, которые мне не по карману тратить. Вернее, я потрачу несколько часов, которые вам не по карману тратить. Простите, Итан, что совершенно позабыл о совместной природе нашего предприятия. Так что возлагаю это на вас. Ваша задача – найти его, независимо от того, скрывается ли он где-нибудь под камнем или же в номере отеля с тремя судебными приставами под дверью. А сейчас можно вполне уверенно рассматривать оба варианта.

– Тогда мне нужно позвонить.

– Хорошо, звоните.

– Нам придется остановиться, – сказал Итан. – В этих краях от мобильников нет толку. После Ред-Лодж практически нигде нет сигнала.

– Хорошо, давайте остановимся, вы все разузнаете. Только на время телефонного звонка. Я буду рядом. Скажете не то слово – и считайте, что выбрали конечный исход еще вернее, чем я. Помните об одном – она будет первой. Я за этим прослежу.

– Ты достаточно ясно выразился. Мы остановимся возле моего дома. Начнем тоже оттуда.

– Эллисон его сожгла, так что мысль далеко не идеальная.

– Не называй ее по имени, сукин ты сын! Даже не думай!

– Вы предпочитаете «миссис Сербин»? Я думал, что мы уже покончили с ненужными формальностями.

Итан сосредоточился на горных вершинах вдали, все еще покрытых снежными шапками. Грозные каменные склоны были друзьями. Если он сумеет сохранить спокойствие, то вскоре окажется в их окружении.

– Я остановлюсь в городке и позвоню, – сказал он. – Коли хочешь пойти со мной и пристрелить меня, если я скажу что-нибудь не то, то валяй, тебе никто не помешает. Коли хочешь остаться в машине, то держи свою обгорелую рожу подальше от любопытствующих, в этом тебе тоже никто не мешает.

– Вы чрезвычайно любезны, Итан. Но я хорошо представляю свои варианты действий. Доверяю вам идти одному. У вас есть шансы создать мне проблемы, но помните, как сегодня выглядела в больнице ваша супруга. Помните об этом и помните, кто сидит возле ее кровати. – Он ненадолго примолк, пожал плечами и произнес: – Иначе вы позволите ей умереть. Мне уже доводилось ошибаться в людях. Не исключено, что я и сейчас ошибаюсь.

В Кук-Сити Итан остановился перед заведением под названием «Шахтерский салун», которое стояло здесь с 1886 года, и Итан представлял, что за столько лет оно перевидало немало всяких негодяев, хотя и сомневался, чтобы кто-нибудь из них мог хотя бы близко сравниться с тем, что сидел сейчас рядом с ним.