– Знаю, – ответила она. – Сейчас я немного не в себе. Дай мне немного подумать.

Отключилась, не дав ему времени ответить. Села и уставилась на стул Итана.

«Ты дал мне слово, Итан. Почему ты опять выбрал этого мальчишку?»

Прикрыла глаза, несколько раз резко вдохнула и выдохнула и через несколько минут поняла, что плачет. Открыла глаза, утерла слезы здоровой рукой и, когда они высохли, а сама она перестала сотрясаться от рыданий, вновь нажала кнопку вызова. Столь же быстро появилась та же самая медсестра.

– Да? Всё в порядке?

– Я хочу посмотреться в зеркало.

Замешательство на лице медсестры подсказало ей то же самое, что могло поведать зеркало, но Эллисон не отвела взгляда, так что в конце концов женщина кивнула, вышла и вернулась с круглым косметическим зеркальцем.

– Они все отлично исправят, и очень быстро, – сказала она. – Вы просто не представляете, как в последнее время научились управляться с ожогами.

Эллисон взяла зеркальце и почти сразу же зажмурилась. Через несколько секунд осторожно посмотрелась снова и на сей раз не отвела взгляд.

Самый ужас был кое-как спрятан. Скрывался под бинтами. Волосы вызвали у нее реальный шок – от них практически ничего не осталось, а то, что уцелело, было кое-как откромсано, очевидно, медиками со «Скорой». Губы исчирканы стежками швов, а на рассеченном подбородке поблескивала какая-то прозрачная пленка вроде засохшего суперклея. Брови отсутствовали, но линии волдырей показывали, где они некогда были. Эллисон довольно долго изучала свое лицо, после чего спросила:

– А вы знаете, что я как-то чуть было не получила звание «Мисс Монтана»?

– Вы будете выглядеть гораздо лучше, когда они закончат, – заверила медсестра.

Эллисон кивнула.

– Конечно. Хотя мой муж любил по этому поводу пошутить. Иногда так меня называл. – Она наклонила зеркало, разглядывая огромную плешь на левой стороне головы. – Теперь он наверняка таких шуточек отпускать не будет. А я сейчас скучаю по ним, разве не забавно?

Медсестра посмотрела на нее и сказала:

– Нормально себя чувствуете, миссис Сербин? Может, уменьшить дозу болеутоляющих? Или, наоборот, увеличить? Как бы вы оценили по шкале от одного до десяти баллов…

– Девять, – ответила она. – Было девять.

Медсестра кивнула, довольная возвращением на привычную колею.

– Было. А сейчас?

– Ну, есть разные стадии, – ответила Эллисон. – В двадцать я чувствовала себя где-то на девять баллов. И даже в тридцать все еще на восемь. В смысле, время вам совсем не друг. А потом, когда мне стукнуло сорок и я вляпалась в прошлую ночь, а скорее прошлая ночь вляпалась в меня, то… Ну, надо подождать, пока не снимут бинты. Но в данный момент я бы оценила себя, скажем, на двоечку.

Медсестра вздохнула.

– Миссис Сербин, вам нужно перестать волноваться на этот счет. Хирурги, которых вы еще даже не видели, буквально творят чудеса.

Эллисон еще раз посмотрелась в зеркало и улыбнулась, увидев, как натянулись полоска клея и впившиеся в губы стяжки. Бинты, которые скрывали все остальное, сверкали белизной, как ледники под зимним солнцем.

– Вы притворяетесь, будто ее нет, когда она у вас есть, – проговорила она, – но мне интересно, позволено ли вам скучать по ней, когда она уходит навсегда. Когда-то я была красавицей.

Медсестра хранила молчание. Просто смотрела на Эллисон и ждала. Та протянула ей зеркало, медсестра взяла его и вышла за дверь, но образы, которыми оно поделилось, остались. Эллисон пыталась прогнать их, а потом посмотрела на пустой стул и поняла, почему Итан ушел. Может, дело было совсем не в мальчишке. Может, дело в ней.

Он думал, что может достать их.

Правда, он не понимал, кто они такие. Что это за люди. Она опять словно наяву увидела их и, что еще хуже, услышала их – эти безмятежные голоса в чудесной тихой ночи. Опять ощутила исходящий от них застарелый запах гари и засохшей крови. А потом и другие запахи, более сильные и острые, которые вскоре последовали.

Тогда Эллисон молилась за своего мужа, молилась, чтобы он никогда с ними не повстречался, не услышал их голоса, не ощутил их запаха. Но, похоже, уже слишком поздно. Она слишком долго спала, и он успел сделать свой выбор.

Приткнув пикап у начала тропы Пайлот-Крик, Итан почувствовал нечто вроде облегчения. Они на месте. Наконец-то можно выбраться из этого жуткого пикапа и оказаться в любимых горах, которые тоже могут оказаться жуткими, особенно для тех, кто относится к ним с небрежением.

– Начнем отсюда, – сказал Итан. – И придется идти быстро.

Обожженный без всякого интереса поглядел сквозь боковое стекло. Их окружали высокие горные пики и крутые склоны, но Итан был уверен, что этот человек не видит в них никакой угрозы, поскольку не намеревается попасть в ситуацию, в которой может свалиться с одного из этих пиков. Но такое произойдет, верил Итан, он организует ему такую ситуацию.

То, что сейчас требовалось Итану, – это склон со значительным изменением крутизны хотя бы на достаточно коротком отрезке. Тот, по которому они будут более или менее легко подниматься, пока вдруг не возникнет нужда преодолеть крутой участок перед самой вершиной. Достаточно крутой, чтобы вынудить его убрать пистолет в кобуру и уделить все внимание рукам.

Такую возможность предлагал Репаблик-пик. Да, к вершине этой горы вел долгий, изнуряющий подъем, от которого начинали гореть ноги, но подъем все-таки пеший – руки остаются свободными. Пока ты не поднимешься на десять тысяч футов. Там склон переходит в плоское плато, к западу с которого открывается вид на ледник, а к северу – на русло ручья Репаблик-Крик. Территорию к югу перекрывает оставшаяся часть горы, но подъем на ее вершину не представляет собой чего-то из ряда вон выходящего, и как раз по этой причине Итан часто использовал Репаблик-пик в качестве первой вершины для новичков, которых приводил в горы. Не требовалось ни страховочных концов, ни технического опыта, ни какого-то специального снаряжения. На вершину горы мог подняться любой физически здоровый человек – но нельзя было подняться туда просто на своих двоих. Местами приходилось карабкаться вверх на четвереньках, выбирая дорогу между камнями.

С вершины открывался просто исключительный вид на окружающую местность. Имелась здесь также, как и обычно в этих горах, небольшая пирамидка, отмечающая наивысшую точку и сложенная из камней, принесенных сюда торжествующими туристами, которые хотели отметить факт своего пребывания на вершине мира – или же настолько близко к ней, насколько им пока удалось. Ребята Итана тоже уже много лет вносили в постройку этого знака свою лепту. Укладывали в него тяжелые круглые голыши и плоские обломки с острыми неровными краями. Орудия убийства – в умелых руках.

«Но смогу ли я опередить Люка? Как быстро тикают мои часики?»