Боже! Откуда здесь взялся овраг? Ведь на маршруте его точно не было! Это что же получается, я, не заметив, отклонилась от тропы? Забрела не туда? Заблудилась?

Холодея, я поняла, что так оно и есть. Задумавшись, видимо, прошла мимо поворота…

В первые минуты я запаниковала. Что же теперь будет? А вдруг тут змеи. Лес же!

О, проклятый лес! Проклятая эстафета! Проклятая спартакиада! И я несчастная дура!

Несколько минут я рыдала в голос, ругая себя и жалея, но затем кое-как взяла себя в руки. Стала ощупывать карманы в поисках телефона, но тут вспомнила, что не стала его брать, оставила в корпусе. Впрочем, толку от него было бы мало — связь в лагере почти отсутствовала, а за его периметром и вовсе сигнала не было.

Я принялась кричать во весь голос. Не могла же я слишком далеко уйти! Меня услышат! Орала я долго, пока не заболело горло, но никто не услышал, никто не отозвался, а значит, никто меня не спасёт.

Тогда я попыталась выбраться самостоятельно, цепляясь за корни и траву, но трава обрывалась, а корни выскальзывали из рук, обдирая кожу. Земля от дождя тоже стала невозможно скользкой.

Все мои отчаянные попытки вылезти заканчивались тем, что я снова и снова падала, с каждым разом выдыхаясь всё больше.

И всё равно карабкалась, превозмогая жгучую боль, пока не рухнула на дно окончательно измождённая. Больше не осталось сил ни кричать, ни шевелиться. Руки саднило от кровоточащих ран, ноги и спину ломило. Полежу немного, наберусь сил, успокаивала я себя, и снова буду пытаться.

Тем временем постепенно начало смеркаться, и паника опять вернулась. Боже, только не это! Остаться ночью одной в лесу?! Да я до утра не доживу! Умру от страха и… от холода. Есть и пить тоже зверски хотелось, но это я могла перетерпеть. А вот холод пробирал насквозь, проникал в самые кости так, что меня колотило. И дождь, как назло, только усилился.

Но почему меня никто не ищет? Неужели никто не хватился?

Я снова стала кричать, пока не осипла. Но всё тщетно. Кроме пугающих звуков леса, треска, стрекота, уханий — никакого ответа.

Ну, пожалуйста! Ну, хоть кто-нибудь!

Я вжалась в самый угол оврага, подтянула к груди колени, обхватила себя руками. Мама, как же мне страшно! Как никогда в жизни!

Кажется, от безысходности и изнурения я начала задрёмывать. Или просто впала в полуобморок. Но вдруг сквозь эту дрёму я услышала своё имя.

Кто-то кричал: «Ксюша! Ксюша!». Нет, не кто-то, а Крамер. Его голос.

Или это мне снилось? Я встрепенулась, открыла глаза. Пожалуйста, пусть это будет не сон!

И снова, уже ближе: Ксюша!

«Я тут!» — гаркнула я.

Получилось сипло, трескуче, будто это сказала дряхлая бабка. Но он услышал. Хруст и шаги стали громче, ближе.

— Я тут! Здесь яма! — крикнула я снова.

А спустя минуту над самой головой прозвучало:

— Ксюша, ты…

Над самой головой прозвучало:

— Ксюша, ты…

Я, цепляясь за корни и превозмогая боль, поднялась на ноги. Задрала голову. Меня шатало, я едва держалась на ногах. Но теперь это всё ерунда. Главное — это он! Крамер!

В темноте белела его футболка. Конечно, я не могла разглядеть его лица, но силуэт и голос узнала безошибочно.

Он опустился на одно колено у самого края и тоже вглядывался вниз.

— Ты цела? — в голосе его слышалась неподдельная тревога.

— Не знаю, — всхлипнула я. — Не очень. Ногу, кажется, зашибла, когда падала.

— Чёрт! Как же ты так… А руки как? Если я тебе спущу ремень, сможешь за него ухватиться?

— Попробую.

Звякнула пряжка. Затем он спустил кожаный ремень, как канат.

— Ксюша, на конце, видишь, я петлю сделал, продень в неё одну руку и ухватись, а второй возьмись чуть повыше. Я тебя вытащу. Сможешь?

Я затянула петлю на запястье и ухватилась, как он сказал.

— Готова?

И тут я почувствовала рывок. Ремень впился в кожу, а мои ноги оторвались от земли.

Меня волоком протащило по бугристому склону оврага, я лишь пыталась отклонять лицо. У самого края Крамер схватил меня за руку и вытянул. И вот я уже лежу ничком на мокрой траве, только ступни свисают над оврагом.

Неужели этот кошмар закончился?

Он присел рядом на корточки, снял с моего запястья ремень, потом тронул меня за плечо.

— Ксюша, ты как? Встать можешь?

Я попробовала шевельнуться. Но занемевшие конечности едва меня слушались. Кое-как смогла лишь усесться.

— Как же тебя угораздило?

— Я… не знаю. Просто шла, шла… И вдруг упала в яму. Я её не заметила…

— Чёрт, да ты вся промокла и дрожишь. Как бы не заболела… А с ногами что? Где болит?

— Лодыжка. Подвернула, наверное.

Пару секунд Крамер просто сидел рядом, потом поднялся.

— Ладно, разберёмся, — тихо произнёс он, вдевая ремень в шлёвки джинсов.

Потом наклонился и вдруг подхватил меня на руки.

Это вышло так неожиданно, что я ойкнула, но инстинктивно обхватила его за плечи.

— Что вы делаете?

— Пока — возвращаемся в лагерь, а там посмотрим, — ответил Крамер.

И действительно понёс меня сквозь кусты.

— Я попробую сама дойти, мне… неловко… — вяло протестовала я.

На самом деле я почти задохнулась от смущения, но сил противиться не было.

— Ерунда… — отрывисто сказал он.

Я чувствовала, как напряжены его руки и шея. Я слышала его учащённое, шумное дыхание, в такт которому взволнованно колотилось моё сердце. Я ощущала жар его тела и запах, который с самого начала туманил мне разум, а в такой близости и вовсе сводил с ума, словно токсин, который с каждым вдохом проникает в кровь и отключает сознание. Нет, как наркотик, от которого запретно хорошо. Захотелось вдруг приникнуть губами к его шее. От этой эйфории даже боль и страх забылись. Я сдержалась, но внутри заныло от нетерпения.

Крамер нёс меня молча, продираясь сквозь заросли. Пару раз он оступился или запнулся о корень, но устоял. А я вжалась в него крепче, словно боясь, что он меня уронит. То есть сначала я и в самом деле боялась. Но во второй раз я больше притворилась, чем действительно испугалась, и под шумок всё же коснулась носом и губами его шеи, его горячей кожи.

И когда я уловила вдали звуки музыки и голоса, даже стало досадно, что мы уже почти пришли. Эта нечаянная близость не просто меня пьянила и волновала, но и дарила непривычное ощущение надёжности и защищённости.