— Вот, извольте, ваш-ство, извольте видеть, вот он лежит, покойничек-то… И вы тоже проходите, служивые, гостям дорогим всегда рады!

— Что? Этот, что ли, клейменый? Ну, невелика потеря! — произнес Климцов, наклоняясь к Фомичу.

Все глаза в этот момент устремились на меня. Время уплотнилось, кровь горячей волной бросилась к лицу. Сейчас?

Все мы уже были готовы броситься в омут мятежа, как вдруг снаружи загрохотали кованые сапоги.

— Ваш бродь. — К нам в барак ворвался солдат. Лицо его было взволнованно и бледно. — Там, там… — зачастил он, и Климцов замер.

— Ну, говори! — рыкнул он.

— Там дым над вторым острогом, и вестовой от Попова прибыл. Говорит, бунт в остроге! Арестанты склады подожгли! Помощи вашей требует, — выдал на одном дыхании солдат, и мы многозначительно переглянулись.

— Ррр, — тут же прорычал Климцов и спешным шагом направился на выход из барака, а следом и надзиратели.

— А как же это тело? — громко с непониманием спросил Чурис.

— Заткнись, сволочь. Ничего с ним не случится, пущай полежит, — зло зыркнул на нас Климцов. — Экзекуцию закончить и всех с плаца в бараки и запереть, и отправьте уже Попову людей, — отвернулся он от нас.

Я же показал Чурису кулак, и тот немедленно сник.

Когда Климцов и остальные покинули барак, Фомич, притворявшийся мертвым, с кряхтением поднялся и, перекрестившись, произнес:

— Чудны твои дела, господи!

Мы все непонимающе уставились на него.

— Не иначе, нам ворожит кто на небесах, может и сам апостол Петр. Считай, половину солдатиков-то и отправят сейчас на помощь, — пояснил Фомич.

— Тоже верно, — кивнул я. — Все быстро собираемся, пока народа сюда не нагнали, — скомандовал я.

Серыми тенями мы вынырнули из барака, как затравленные зайцы, озираясь по сторонам. Глянув в сторону, где находился второй острог, Фомич уважительно присвистнул: там подымался огромный столб черного дыма. А вокруг происходила суета, возле конюшен седлали коней и готовили сани.

И тут будто сама зима решила помочь нам — откуда ни возьмись, над прииском принесся снежный заряд. Ветром поднялась метель, — свистящая, слепая; и мы оказались в ней, как в дыму. Плаца за снегом не видно, но до нашего барака донеслись отдаленные крики и барабанный бой. Сквозь звуки экзекуции вдруг прорезался чей-то вой, полный боли и злобы:

— Братья! За правду! За волю! Бей сволочей!

Тотчас же загремели выстрелы. Похоже, там, на плацу, начался новый бунт.

Отлично! Именно то, на что я рассчитывал!

Задыхаясь от бега, мы кинулись к складу. Тамбовский солдатик, стороживший амбары, встретил нас растерянно, но штыка не наставил.

— Где ключи?

Тяжеленный амбарный замок поддался с трудом. Там, среди лопат и мешков с сухарями, мы увидели вязанки соленой рыбы — опостылевшая, но самая лучшая еда для побега.

Тем временем Фомич взял быка за рога, напирая на солдата с Тамбовщины:

— Мы уходим. Ты с нами?

Солдат смотрит на нас, в лице — ни кровинки.

— Ну? Чего молчишь? — напирал Фомич.

— Не-е могу-у. Я присягу давал! — наконец пролепетал он.

— Тогда надо, чтобы ты от нас пострадал. А то ты получишься нарушитель! Ну-ка, Тит, врежь ему по голове!

— Прости, паря! — простодушно и сконфужено краснея, произнес наш молотобоец и въехал солдату по уху так, что у того слетела фуражка.

Тамбовский рекрут как подкошенный рухнул к его ногам.

— Вот можешь же, когда захочешь! — строго заметил я. — Сними с него подсумок, бери ружье!

— Я за Левицким, возле бань ждите, — произнес я и рванул в сторону конторы, стараясь держаться тени бараков.

Мимо пробежали несколько перепуганных арестантов, не понимающих, что происходит. За углом наткнулся на группу солдат, тащивших куда-то раненого товарища. Они на меня даже не посмотрели.

Возле одного из пустых складов, чуть в стороне от основной суеты, я увидел, как на снегу, раскинув руки, лежал солдат. Мертвый. Глаза стеклянные, смотрят в мутное небо. Рядом — ружье со штыком. Видимо, шальная пуля или кто-то из бунтующих успел пырнуть.

«Мертвым оно уже ни к чему, а нам — в самый раз!» — подумал я цинично. Оглядевшись по сторонам, быстро подскочил к телу. Ружье — старая кремневка, но лучше, чем ничего. Не забыл и патронташ с бумажными патронами. Тяжелое, неудобное, архаичное, как экскременты мамонта, но все же это было оружие! Теперь наши шансы хоть немного, но выросли.

Пригибаясь, добрался я до пристройки Левицкого. Дверь оказалась заперта изнутри.

— Господин Левицкий! Владимир Сергеевич! Это я, Серж! Открывайте! — постучал я условным стуком.

Дверь со скрипом приоткрылась. Левицкий стоял на пороге, бледный как полотно, глаза круглые от ужаса. В его каморке было слышно эхо выстрелов и криков снаружи.

— Что там происходит⁈ Бунт⁈ — прошептал он.

— Он самый, ваше благородие! Наш шанс! Мы уходим! Вы с нами? Решайте быстро! — Я шагнул внутрь.

— Но… — с сомнением произнес он.

— Нет времени рассуждать! Идемте! — Я схватил его за руку. Он попытался вырваться.

— Решайтесь! — рявкнул я, теряя терпение. — Или идете со мной сейчас, или я вас тут пристрелю из этого ружья, чтобы не мучились выбором! Ну же, сударь!

Левицкий судорожно кивнул.

— Хорошо… я… я иду…

— Вот и отлично! Но поторапливайтесь, время не ждет! Ваш тулуп! Запасы! Быстрее! — Я помог ему натянуть теплый тулуп, который сам же и подарил. Ирония судьбы!

Мы выскользнули из каморки. Левицкий еле передвигал ноги, постоянно оглядываясь. Приходилось буквально тащить его за собой, шипя ругательства сквозь зубы. Аристократ, блин!

Снова перебежками, прячась за сугробами и постройками, под прикрытием метели и общего хаоса, мы добрались до северной стены, к заброшенным баням. Там уже ждали наши: Тит, Сафар, Фомич, Софрон, Захар и Изя. Нагруженные мешками с сухарями и юколой. Лица у всех напряженные, но решительные.

Захар, сжимая в руке факел, бежал впереди; за ним Софрон с ружьем. Далее арестанты вытянулись в цепочку, тяжело шагая под весом мешков с юколой и ржаными сухарями. Остановились, надели снегоступы. Пурга торопливо заметала наши следы; через полчаса уже и не разберешь, кто и куда тут бежал.

Когда совсем стемнело в лесу, мы вытоптали себе небольшую поляну для костра, устроили в глубоком снегу лежки, застелили их лапником и затаились до утра, грызя опостылевшую всем сушеную рыбу и закусывая снегом. Прикинули наши трофеи: