С прогулками не складывалось из-за промозглой погоды и не вовремя зарядивших холодных дождей, а куда-то ехать никому особо не хотелось. Поэтому они либо торчали во дворе, на веранде, либо в доме.

Скорее всего, Котенков был бы не в восторге от постоянного присутствия у них Макаровой одноклассницы, но Арина рассудила, что уж лучше пусть эта парочка находится у неё на глазах, чем непонятно где, даже если в доме Элиных родителей, которых там вечно нет. Тем более Макар клятвенно пообещал, что никаких глупостей. Хотя, возможно, они обнимались и целовались, оставаясь наедине – в общем-то, это довольно легко определялось по выражению лиц и туману в глазах – но действительно держались в пределах.

И, кажется, дело было не только в романтичных чувствах. Эля словно добирала у них недостающего ей ощущения семьи, обычной будничной суматохи в доме. Похоже, Макар это тоже понимал, вот и звал её сюда. Именно он, именно потому что сам недавно пережил слишком серьёзную потерю.

Каникулы, как обычно, пролетели слишком быстро, и вечером должна была уже вернуться Оксана Григорьевна. А с утра Арина отвезла Еву и Макара в школу, ещё и Элю по дороге прихватила. Котенков, тоже как обычно, укатил из дома раньше всех. Но, как оказалось, ненадолго.

Арина не слышала, когда он вернулся – потому что и не ждала, а дом большой, и что творится во всех его уголках не отследишь – но выйдя из комнаты, столкнулась с ним чуть ли не нос к носу, отпрянула от неожиданности, выдохнула растерянно и удивлённо:

– А вы почему здесь?

Котенков прищурился, наклонил голову к одному плечу.

– «Вы»? – повторил за ней, почти раздражённо. – И что это значит?

Да она и сама толком не знала. Неосознанно вырвалось. Видимо, как защита, как попытка сразу установить безопасную дистанцию, гораздо большую, чем обычно. Уж слишком внезапным оказалось его появление, Арина не успела приготовиться, зато сразу поняла, куда он шёл. К ней. И зачем – тоже поняла. Но ей не хотелось, ни разбираться, ни выяснять отношения – их нет и не будет – а Котенков, как назло, шагнул навстречу, перегораживая дорогу, и не просто попросил, потребовал:

– Да объясни мне наконец, в чём дело. Что тебе мешает?

Да он же сам ей и мешает. Разве непонятно?

– Мне надо пройти, – произнесла она, как смогла безучастнее.

Котенков качнул головой, выдохнул с упрёком:

– Арин, перестань. Хватит уже делать вид, что ничего нет. Зачем? И… не могу я так.

Будто ей просто! Поэтому…

– Тогда, наверное, мне лучше уволиться.

– Да почему? – сердито воскликнул Котенков.

– Я тоже не могу, – твёрдо проговорила Арина. Во всяком случае очень постаралась, чтобы получилось твёрдо, хотя в горле стоял, непонятно когда и откуда появившийся комок, который очень хотелось сглотнуть. – За спиной у твоих детей.

– Ну так и не надо за спиной, – возразил Котенков, не менее убеждённо:

– Но я не уверена, что они воспримут нормально. Что они…

Он нетерпеливо перебил:

– Ты им нравишься. Они тебе доверяют. Даже Макар. Просто чудо какое-то.

В том-то и дело. Не в чуде, в доверии.

Брови страдальчески изогнулись, и получилось отчаянным вскриком, хотя не станет она устраивать никаких истерик:

– И я не хочу это разрушать.

– Да с чего ты взяла, что всё рухнет? – возразил Котенков.

– У Евы есть мама, у Макара в общем-то тоже есть, – уверенно проговорила Арина. – И он как раз и обижался на тебя, потому что ты променял их на что-то ещё. На кого-то ещё. Им и так тебя не хватает. Я не хочу мешать. Не хочу оказаться для них предателем, отбирать то, чего у них и так слишком мало. У них же никого нет, кроме тебя.

– А у меня? – он посмотрел напряжённо и пристально. – У меня ведь тоже кто-то должен быть.

– У тебя есть они.

– Это не то. Арин…

Она помешала ему сказать, начала решительно:

– Алексей Льво…

Но теперь уже он перебил:

– Да перестань же. Не надо так.

– Я лучше пойду. Пропустите, – упрямо продолжила Арина, опять неосознанно перейдя на «вы».

Он нахмурился, отодвинулся, но она и с места сойти не успела, как снова шагнул навстречу, заставляя отступить назад. Арина прижалась спиной к стене – дальше уже некуда. Но Котенков, видимо, на это и рассчитывал, придвинулся совсем близко, заявил негромко, но непреклонно:

– Ну нет, не пропущу. Сказал же, не могу.

Арина упёрлась ладонями ему в грудь, пытаясь сохранить хоть какое-то расстояние. Он хмыкнул, опустил взгляд вниз, посмотрел на её руки, а потом осторожно прикоснулся пальцами, погладил, накрыл её ладони своими.

Она растерялась: если убрать руки, он придвинется вплотную, а если не убирать… Это тоже невозможно игнорировать – ласковое тепло ладони, оно словно растекалось по коже, проникало внутрь. Она ощущала его взгляд, как тот скользил по шее, по подбородку, поднимался выше. Сейчас получится глаза в глаза.

Нет! Так невозможно!

– Але…

– Опять хочешь по отчеству и на «вы»? Не-а, не выйдет.

Арина всё-таки отвлеклась, и Котенков, воспользовавшись моментом, крепко ухватил её за запястья, убрал её руки со своей груди, стремительно качнулся навстречу, приник к губам.

Так не честно. Ей даже не отстраниться, некуда. Если только проскользнуть, по стене. Но он удержал, не позволил. И с каждым мгновением сопротивляться становилось всё труднее: и настойчиво-ласковым губам, и уверенным сильным рукам. И собственным желаниям. Те уже столько времени копились и сдерживались, и теперь, внезапно вырвавшись на свободу, накрыли с головой, заставили попробовать то, чего давно хотелось.

Она сама прижалась к нему, обняла, теряя контроль, откликнулась на поцелуй. Или нет, жадно пила его, не в состоянии насытиться, заражаясь чужой жаждой. Потом, внезапно опомнившись, попыталась остановиться, но, кажется, только разожгла сильнее. И его, и себя. Ведь стоило хоть немного отстраниться, тут же потянуло навстречу – с ещё большей силой. И получилось ещё слаще, ещё горячее.

Котенков сдвинулся в сторону, увлекая её за собой, наощупь отыскал ручку, распахнул дверь комнаты, на мгновения отстранился от Арины, стянул с себя пиджак, не глядя, отбросил в сторону, чтобы не тратить зря ни секунды, потом так же легко и быстро избавился от футболки, опять подступил к Арине, чтобы и её избавить от ненужной одежды.

И опять они целовались, жадно касаясь обнажённых тел, лаская друг другу плечи, спину, грудь.

Губы саднило, кожа горела, но куда сильнее был огонь, полыхающий внутри, который никак не хотел гаснуть. Долго не хотел гаснуть. Жаркий и ненасытный. Пока не сжёг до углей, пока совсем не оставил без сил.