Из кустов выскочили два гоблина-воина – те же самые, от которых мы недавно спаслись – и швырнули меня на землю. Один приставил к моей груди острие меча. Второй достал огромный мешок из грубой коричневой ткани.

– На этот раз не уйдешь, – прорычал гоблин с мечом и махнул второму огромной серо-зеленой лапищей. – Пихай его в мешок.

В этот миг сверху раздался пронзительный свист. Гоблин с мечом вскрикнул и повалился на спину; из лапы, расцарапанной когтями, хлестала кровь.

– Несчастье! – я откатился подальше от гоблинов и вскочил на ноги.

Сокол, хлопая крыльями и направив когти в лицо нападавшему гоблину, несколько раз отгонял его прочь. Когда гоблин взмахивал мечом, Несчастье бросался на него, пытаясь клювом достать глаза. Несмотря на то, что противник намного превосходил птицу по размерам, Несчастье дрался с необыкновенной отвагой.

Но он забыл о втором гоблине. Не успел я крикнуть предупреждение, как тот взмахнул могучей лапой и успел сбить сокола. Несчастье врезался в ствол дерева и, оглушенный, рухнул на землю. Он остался лежать там, не шевелясь, раскинув крылья.

Последним, что я видел, был гоблин, поднявший меч для того, чтобы разрубить птицу на куски. Затем меня ударили по голове, и наступила темнота.

Придя в сознание, я приподнялся и сел. Голова у меня сильно кружилась, но я различил наверху массивные ветви деревьев. Я вдохнул влажный воздух, насыщенный ароматами леса. Прислушался к негромкому шепоту листьев, почему-то показавшемуся мне горестным. И понял, что я по-прежнему нахожусь в Лесу Друма.

Гоблинов поблизости не было. Несчастья – тоже. Неужели все это был просто дурной сон? Тогда почему у меня так жестоко болит голова?

– Вижу я, проснулись ты.

Я вздрогнул и обернулся.

– Шим! Что случилось?

Маленький великан настороженно разглядывал меня.

– Ты никогда хорошо не обращались со мной. Ты собираетесь меня ударить, если я сказала тебе?

– Нет, нет. Успокойся, я тебе не сделаю ничего плохого. Просто скажи, что произошло.

Но Шим молчал и лишь задумчиво скреб свой грушевидный нос.

– Я тебе ничего плохого не сделаю. Наверняка, определенно, совершенно.

– Ну хорошо. – Держась на безопасном расстоянии, он ходил взад-вперед по покрытым мхом кочкам. – Девочка, она добрая, она слышали, как тут дрались. Она испугались, что гоблинсы тебя хватать. Она хотят тебя найти, но я говорила ей, что это сумасшествие. Я правда пытаюсь, я правда пытаюсь!

Он шмыгнул носом. Прищуренные глазки его стали краснее обычного. По щеке, обогнув нос, скатилась слеза.

– Но она не слушали Шима. Я идет с ней, но я боялись. Очень, очень, очень боялись. Мы шел по лесу и нашел место, где ты дрались с гоблинсами.

Я схватил его за руку. Крошечная лапка оказалась мускулистой, как ручища матроса.

– Ты не видел там сокола? Маленького сокола?

Маленький великан вырвался.

– Она нашел какие-то перья, все в крови, около дерева. Но сокола нет. Она грустные, Шим видит. Тот сокол, он твой друг?

Друг. Слово это одновременно удивило меня и причинило мне боль. Да, птица, от которой всего лишь вчера я готов был избавиться любой ценой, действительно стала моим другом. И я сразу же ее потерял. И снова я познал горечь от потери того, что совсем недавно обрел.

– Ты тоже грустные.

– Да, – тихо промолвил я.

– Тогда тебе не понравится остальное. Это нехорошо, совсем.

– Рассказывай.

Шим с удрученным видом подошел к толстому корню тсуги и уселся на него.

– Она идут по вашим следам. Шим идут тоже, но мне все больше страшно. Мы нашла лагерь гоблинсов. Они дерутся. Толкаются, кричат. Затем… она делает подмену.

Я задохнулся от ужаса.

– Подмена?

Новая слеза побежала по щеке великана вокруг носа-луковицы.

– Я говорю ей не делать этого! Я говорю ей! Но она велели мне сидеть тихо и проползли к мешку, где ты сидели. Она развязывают его, вытаскивают тебя, сюда в кусты. Она пытался, мы оба пытался, растолкать тебя. Но ты как мертвый. И она заполз в мешок сама! Я пытаюсь остановить ее, но она говорят…

– Что? Скажи мне!

– Она говорят, что должна так сделать, потому что ты – единственная надежда Друмы.

На сердце мне легла свинцовая тяжесть.

– Потом гоблинсы кончают драться. Не глядя в мешок, они уносить ее.

– Нет! Нет! Ей нельзя было этого делать!

Шим сжался в комок.

– Я знала, что твоя это не понравится.

– Как только они ее увидят, они… о, это слишком ужасно!

– Это ужасно, да, верно, ужасно.

Перед глазами у меня пронеслись картины последних нескольких дней. Пир под тяжелыми от плодов деревьями шоморры. Разговор о созвездиях на ночном небе. Встреча с Арбассой, роняющей росу ей на лицо. Как она обхватывала мой палец указательным пальцем. Как она смотрела на меня и на Галатор в хрустальном гроте.

– Только двое друзей у меня было на всем белом свете, и я потерял их в один день. – Я ударил кулаком по поросшей мхом земле. – Со мной всегда одно и то же! Я теряю все, что приобретаю.

Крошечные плечи Шима поникли.

– Мы ничем не могу помочь ей.

Я резко повернулся к нему.

– О нет, можем. – Несмотря на слабость и головокружение, я заставил себя подняться на ноги. – Я иду ее искать.

Шим отпрянул и чуть не свалился со своего корня.

– Ты полны безумия!

– Может быть, и так, но я не собираюсь терять своего последнего друга без боя. Я пойду за ними, куда бы они ее ни увели. Пусть даже для этого мне придется отправиться в сам Черный замок.

– Безумие, – повторил Шим. – Ты полны безумия.

– В какую сторону они пошли?

– Вниз по течению. И они шел быстро.

– Тогда я тоже пойду быстро. Прощай.

– Погоди, – Шим схватился за мое колено. – Я сами полные безумия.

Слова маленького великана тронули меня, но я покачал головой.

– Нет. Я не могу взять тебя с собой, Шим. Ты будешь мне помехой.

– Я никакие не воин. Это истинно. Я боимся почти всего. Но я полны безумия.

Я вздохнул: я прекрасно понимал, что сам я тоже никакой не воин.

– Нет.

– Я прошу тебя, пожалуйста.

– Нет.

– Та девочка. Она добрая ко мне, она добрая, как день! Я только хотели помочь ей.