Я задумчиво оглядела мутную воду и толкнула пяткой еще какую-то железку.

Выходит, где-то среди этого барахла спрятана вещь, способная вытягивать и концентрировать в себе темную магию? Но кто ее принес? А главное, как ее найти? Перебирать их по очереди нам до утра времени не хватит – друиды успели натащить сюда слишком много всего. Да и неохота мне было копаться в чужом барахле. Понятно, что, пока я нахожусь в воде, какая-то часть магии даже так постепенно впитывается в мое тело. Но чтобы забрать ее всю, мне понадобится тут полгода проторчать, а мы, кошки, никогда не любили ненужных задержек.

Неожиданно сквозь расступившиеся ветви проглянула огромная, на удивление яркая луна, залив всю округу янтарно-желтым светом.

«Спасибо за подсказку, великая», – улыбнулась я и, оставив друида в покое, одним гибким движением поднялась из воды.

Вниз, на владыку, хлынул настоящий водопад уже не из черных, а из сверкающих ослепительным золотом капелек. Такие же капли стекали по моим плечам, переливались в волосах и с тихим плеском ударялись о внезапно просевший бортик.

Переступив через него, я одарила оторопело застывшего Рокхета насмешливым взглядом.

Да, дорогой. Вот так и выглядит процесс поглощения – касаясь нашей кожи, насыщенная магией вода теряет свой устрашающий цвет и становится золотистой. Как лунный свет. Как проступившие на дне дорогие побрякушки. И как глаза одной малоизвестной тебе богини, которую друиды совсем не зря называют богиней луны.

В последний момент я осознала, что хотела кое-что выяснить, и остановилась. Мысль была мимолетной, но в какой-то степени важной, иначе я вообще бы об этом не вспомнила. Кто-то даже сказал бы, что сейчас для этого не время, но все же она меня тревожила. Хотелось понять. Узнать для себя одну вещь. Поэтому я подошла к волку и все же спросила:

– Скажи, лохматый, тогда в лесу, когда на нас напали шакалы, о чем ты подумал, прежде чем закрыть меня собой?

Да, о чем? Обо мне? О себе? А может, ты действовал исключительно на инстинктах?

У Рокхета едва заметно дрогнули зрачки, но ответил он без малейшей заминки:

– У меня был приказ доставить тебя во дворец владыки живой. Я его выполнил.

– То есть ты был готов умереть, лишь бы не нарушить слово? – усомнилась в его искренности я.

– Да.

– И спасая блудливую кошку от случайной стрелы, умер бы сам? Просто потому, что тебе приказали?

На лицо оборотня вновь легла бесстрастная маска:

– Честь дороже жизни.

Я с сожалением вздохнула.

Эх, волк. Как же мало ты себя ценишь… и как поздно подобные тебе сознают, что есть нечто выше того, что вы понимаете под словом «честь».

Отступив от оборотня, я с еще большим сожалением увидела заходившие на его скулах желваки и отвернулась. Действительно, очень жаль, что он такой упертый. Мне-то казалось, за последние дни он научился если не доверять, то хотя бы чувствовать настроение своего зверя. Но этого не произошло. Рокхет по-прежнему больше дорожил не им, а своими дурацкими правилами. Чужими приказами и навязанными принципами, через которые он уже не переступит. Они не дадут ему возможности выпустить на свободу едва проснувшегося зверя. Не позволят вмешаться. Настоять на своем. Просто грохнуть кулаком по столу и сделать так, как того требуют, кричат… уже буквально воют инстинкты.

Ты все такой же, лохматый.

Не видишь. Не чувствуешь. Не хочешь к себе прислушаться. И допустить хотя бы на миг, что можешь быть в чем-то неправым, тоже почему-то не желаешь. Твои рамки настолько узки, что за их пределы несложно выбраться. Твоя клетка тесна. Ты в ней уже задыхаешься. Но даже сейчас отчаянно не желаешь высунуть нос за погнутую решетку и взглянуть на мир шире. Узнать его лучше. Признать, что в этом нет совершенно ничего преступного или дурного. Как нет ничего страшного в тех чувствах, которые ты мог бы при этом испытывать, или в искусственно созданных законах, которые ты мог бы преступить.

Глупец. Ты все еще считаешь себя человеком, хотя это никогда не было правдой. Прячешься от мира за толстыми каменными стенами. Отгораживаешься ото всех. В том числе и от себя. Год за годом выстраиваешь в своей душе неодолимую крепость, за ворота которой не пускаешь даже лучших друзей.

Кто ты, волк?

Ты знаешь ответ на этот вопрос? Впрочем, а задавал ли ты его вообще? Раздумывал над тем, зачем живешь? К чему стремишься?

Мы с тобой из разных видов. Да мы и сами по себе невероятно разные. Казалось бы, какое мне дело до таких, как ты, но именно сейчас… здесь… мне почему-то грустно. От мысли, что ты уже никогда не освободишься. Не побежишь по лесу в полную силу. Не скинешь надетое в детстве ярмо и не узнаешь, каково это – чувствовать себя цельным. Быть человеком, при этом ощущая себя зверем. И быть зверем, ни на миг не забывая, что ты на самом деле человек.

Не знаю зачем, но даже сейчас мне все еще хочется, чтобы ты почувствовал эту разницу. Показать, каким ты мог бы стать, если бы хоть на миг сумел в это поверить. Но ты не веришь, и от этого по-настоящему грустно. Ведь ты действительно мог бы… упрямый, до восхищения стойкий и преданный своим принципам, но, увы, такой же глупый, как раньше, волк.

Впрочем, я больше не буду тебя ни в чем убеждать. И разубеждать ни в чем тоже не стану: ты выбрал. Не смог, не рискнул, не захотел. Кажется, ты уже все для себя решил. А значит, больше нет смысла тебе помогать и делать то, в чем ты на самом деле не нуждаешься.

Расправив плечи, я ухватилась за первую попавшуюся ветку и одним прыжком вскочила на деревянный постамент. Там, в основании женской скульптуры, была небольшая выемка, сделанная по форме человеческой фигуры. Вернее, она была сделана точно по моей фигуре. Когда-то очень и очень давно, когда я еще только постигала, каково это – быть одновременно зверем и человеком.

Повернувшись спиной и вжавшись в эту выемку лопатками, я поставила босую стопу на основание второй скульптуры, где тоже нашлась подходящая выемка. И вот тогда композиция стала полной: гигантская деревянная женщина, у ног которой распластались такая же громадная деревянная кошка, маленькая я, почти теряющаяся на ее фоне, и упавшая мне под ноги длинная тень, которую при желании можно было принять за распластавшегося в прыжке могучего зверя.

Луна, словно только этого и ждала, выбралась из-за туч целиком, залив святилище неестественно ярким светом. А я закрыла глаза, склонила в почтительном поклоне голову и, прижав ладони к груди, мысленно обратилась к великой богине, которая издревле служила покровительницей всего моего рода.

Я знаю, в такие моменты она всегда меня слышит. Точно так же, как услышала в ту ночь, когда здесь же, на этой самой поляне, был рожден или, правильнее сказать, создан самый первый на Оллоре баскх. Вопреки расхожему мнению, это была вовсе не взрослая особь. Просто котенок. Совсем еще юная кошечка, которую достал из бассейна и взял на руки такой же юный друид, со временем превратившийся в основателя сильнейшего рода.