ты не можешь? – От удивления Андреас повысил голос. – Я думал… Разве книга не у тебя?

Лара покачала головой.

– Я заставила Крэха приехать сюда, чтобы книга дала тебе силу, но он не позволяет мне её коснуться.

– Где ты нашла Крэха?

– В Ростоке.

– Ты пол-империи проехала одна?!

Лара устало кивнула.

– Вот почему ты… седая.

– Что?! – Она в страхе поднесла к глазам прядь волос. – Это не седина! Крэх придал мне серый цвет для меньшей заметности. Не знала, что он сохранится и в человеческом виде… Можешь вернуть мой настоящий цвет?

– Я не учил такого заклинания.

– Врёшь!

– Клянусь своей кошачьей честью, – заулыбался Андреас.

– Значит, точно врёшь.

– Ты и с серыми волосами хороша. – Его руки скользнули по её талии. – Особенно… в моей одежде.

– Я переоделась юношей, чтобы не привлекать внимания, – твёрдо сказала Лара.

– Бьюсь об заклад, твоя попытка была безуспешна. В мужском наряде ты выглядишь ещё соблазнительнее, чем в женском…

По жару на щеках Лара поняла, что краснеет.

– Раз так, я больше никогда не надену твою одежду.

– Я был бы рад, если бы ты носила её, не снимая. – Андреас погладил материю на её плече. – Вот только… куда подевался мой кружевной воротник?

Лара горестно поджала губы.

– Не пережил превратностей пути.

– И его совсем нельзя починить? – опечалился Андреас.

– Совсем, – буркнула Лара.

– Потом ты мне всё расскажешь.

– Когда-нибудь. По правде говоря… – с трудом разрешая себе быть честной, начала она, – я потеряла всё: карету, деньги, коньяк… – Андреас при каждом слове делался грустнее. – Воротник, лошадей. Всех, кроме Адской Тьмы…

– Довольно! – Махнув рукой, он стиснул Лару в объятиях. – Главное, что ты цела.

Лара стояла ошеломлённая. Она так давно не чувствовала себя кому-то нужной и важной, что совершенно отвыкла от человеческого тепла. Но рука Андреаса поползла к её груди, и Лара нахмурилась.

– А каких превратностей не пережила моя рубашка? – хрипло прозвучал его голос.

Лара резко подалась назад.

– Рубашку я постирала, успокойся…

Положив руку ей на затылок, Андреас горячо поцеловал её в висок и опустился ниже, к губам. Она отвернулась.

– А целовать меня совсем не обязательно.

– Тогда как мне выразить свою любовь?

– Словами, исключительно пристойными словами!

– Слова бессильны там, где правят чувства…

Однако Лару всё это не трогало.

– Андреас, я ведь говорила, что мне нужно время.

– Сколько дней? – чуть отклонился тот.

– Не дней, а месяцев. Возможно, лет.

– Лет? Лет?! – поражённо застонал Андреас. Потом схватил её ладонь и провёл у себя под рубашкой. – А выдержишь?

– Я-то выдержу! – Упёршись рукой ему в плечо, Лара попыталась отнять другую от его обнажённой груди. – А ты… держи себя в руках!

Освободившись из объятий Андреаса, Лара слегка зашаталась. Бросила взгляд на тюфяк в углу и опустилась прямо на каменный пол. Андреас снял камзол и уселся рядом, восклицая:

– Ты оставляешь это тело без присмотра? Я бы даже сказал… на произвол судьбы?

– За тобой уже фон Херхель присматривает и, как я погляжу, весьма успешно.

– Ревнуешь? – почти с надеждой спросил Андреас.

– Боже упаси!

– А зря, – немедля молвил он.

– Да было бы к кому.

– Лет…

– Угомонись. – Лара отсела подальше. – Нам надо придумать, как тебя вытащить.

Андреас прижался спиной к стене. Несмотря на все злоключения, с его лица не сходила улыбка.

– Ты сидишь в темнице. Чему ты радуешься?

– Тому, что ты пришла меня спасти, – прошептал он.

– Пока не спасла.

– Ты самая отважная девушка из всех, что я знаю.

Лара недоверчиво хмыкнула и, надев шляпу, посмотрела на Андреаса с залихватским видом.

– А кто называл меня бздуньей?

– В то время ты боялась всего подряд.

– Я и сейчас боюсь. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться. Отвага в том и состоит, чтобы преодолевать свой страх.

В глазах Андреаса она уловила неподдельную тревогу и решила никогда не рассказывать ему о том, что пережила.

– Полагаю, – осторожно заговорил он, – дни нашей разлуки были для тебя нелёгкими.

– В отличие от тебя, мне было не до развлечений.

– Я не столько развлекался, сколько наблюдал.

– Играя в шахматы?

– Мы не только в шахматы играли, но и в теннис.

– Это что?

– Игра, в которой двое перекидывают друг другу пробковый мяч при помощи деревянных лопаток. – Андреас сделал в воздухе замах. – В неё играют даже короли. Филипп отвёл для тенниса целый зал.

– Недаром же он Мышиный Король, – съязвила Лара.

– Ещё я узнал, почему Филипп решил стать колдуном.

– Чтобы насолить епископу?

– Не совсем, – сказал Андреас. – Наш мышонок осиротел в двенадцать лет, сейчас ему девятнадцать. По завещанию покойного графа-отца его опекуном назначен единственный старший родственник – брат не менее покойной графини. О воспитании и финансах племянника заботился дядюшка. Определённого возраста, в котором Филипп считался бы самостоятельным, отец не указал, надеясь на добропорядочность родственника – всё-таки духовное лицо. В завещании граф лишь написал о «возрасте степенности и благонравия», коих у Филиппа нет и в помине. Кроме титула, мышонок унаследовал замок, несколько деревень и домов. Он волен ими пользоваться, но не распоряжаться. Всеми доходами заправляет опекун. И сколько бы Филипп с ним ни ссорился, лишаться своих привилегий дядя не хочет.

– Выходит, епископ ещё большая тварь, чем мы думали?

– Боюсь, что алчность не самый его тяжкий грех, – неуверенно обронил Андреас. – Утверждать не буду. Возможно, мне послышалось.

– Епископ довольно стар. Почему нельзя просто дождаться его смерти?

– Хоть и стар, но здоров как племенной бык. Недаром же все померли, а он остался. Епископ не дурак. Понимая, что племянник искренне желает ему смерти, он составил письмо о том, что в случае его насильственной гибели первым подозреваемым объявляется Филипп. А там и до тюрьмы недалеко… Поэтому иного способа избавиться от дядиной власти Филипп не находит. Своей алчностью епископ, можно сказать, толкает парня на грех.

– А если епископ не алчный, а дальновидный? – засомневалась Лара. – Он видит, что племянник незрел и доверять ему состояние – рано. Лучше бы дворянчик развивал в себе благонравие, чем продавал свою никчёмную душу.

Андреас замотал головой.

– Мышонок никогда не отречётся от разгульной жизни. За то время, что я здесь, он устроил четыре безумные пьянки.

Лара посмотрела на него в ожидании худшего.

– Меня на них, конечно, не приглашали! – с сожалением признал Андреас. – Но из окна своей комнаты я видел много знакомых лиц. В их числе – мой несостоявшийся родственник Эрхарт. – Он осёкся, задумался, поймал сердитый взор слева. – Что? Я бы всё равно на ней не женился!

– Негодный котяра… – выдохнула Лара.

– Я знаю, кто может помочь! Мне понадобятся чернила, бумага и… перо! – Андреас ловко выдернул одно