Разве мог Франсиско не заметить эту несправедливость? Конечно не мог. И если бы его спросили, почему его близкий друг получает так мало по сравнению со своим командиром, он бы нашелся, что ответить. Ответ был заготовлен. Писарро многократно повторял про себя фразу: «Диего, если тебе мало, я готов отдать тебе половину моего богатства!» И командор верил, что поступит именно так. Но его друг ни о чем не спрашивал и ни о чем не просил. Поэтому командор не торопился делиться.

Все же алчность испанца имела свои пределы. На марше, в походе, преодолевая непролазные джунгли и с риском для жизни перебираясь через каньоны быстрых рек, он любил подбадривать своих людей рассказами о золоте, которое их ждет в далеком Эльдорадо. И тут же, когда кто-нибудь из испанцев робел на краю обрыва, шутил, что это не пропасть, а рытвина на их пути. «Самая большая пропасть, ребята, это алчность. Падать в нее можно всю жизнь, – говорил он, – и при этом так и не достичь дна».

Его собственной, личной пропастью была не жадность, а непомерное, неутолимое честолюбие. Он завидовал Кристобалю Коломбу, первому из европейцев, ступившему на новый берег. Соревноваться с Коломбом в славе было бесполезно. И Писарро это очень хорошо понимал. Конкистадоров много, но славных «аделантадос», людей, носивших официальный статус первооткрывателя, были единицы. А сеньор Кристобаль Коломб, он – единственный. Шагнув на мокрый песок острова Эспаньола, он поставил свой личный оттиск на пропуске в вечность. И те, кто пошел за ним, возможно, были храбрее и благороднее этого наемника-итальянца. Но они всего лишь шли вслед за ним. Та мечта, которую воплощал в жизнь Писарро, заключалась лишь в том, чтобы быть в первых рядах идущих вслед. И это было вполне достижимо. Ему хватало и смелости, и силы, и жестокости для победы над врагами. Но обстоятельства были сильнее его врагов. Он мог бы стать победителем ацтеков, но слава выбрала другого, баловня авантюрной судьбы Кортеса, бросившего к ногам короля сокровища Монтесумы. Он собирался выйти на западный берег нового континента вместе с экспедицией Вашко Нуньеша де Бальбоа, но этот португальский выскочка сказал, что проткнет своим мечом любого, кто раньше него омоет сапоги в Тихом океане. И вся немногочисленная экспедиция стояла на берегу и смотрела, как вода плещется у ног командора Вашко. Первые всегда бывают жадными и тщеславными, усвоил Писарро урок истории. Но вот появился верный шанс. Не просто верный, а единственный. И это Писарро почувствовал сразу, как только услышал в Панаме легенду о стране Биру, в которой золото используют для того, чтобы выкладывать из него стены домов и мостить широкие улицы. Мечта стоила того, чтобы рисковать. И он рисковал, пробиваясь сюда с упорством быка на корриде, не желающего замечать тореадора и чувствовать шпаги в своей холке. На то, чтобы снарядить поход в страну Биру, ушли годы. Удачной экспедиции предшествовали несколько неудачных. Больше всего Писарро рисковал тогда, когда его солдаты, умирая от малярии и не заживающих во влажном климате ран, едва не подняли мятеж. Они не просто устали от тяжелого похода, они потеряли терпение и веру – именно то, что в любых обстоятельствах заставляет человека идти вперед. Писарро, воплощение безмерной любви и доверия конкистадоров, стал для них объектом ненависти. Им казалось – устрани они командора, и бессмысленный поход тут же закончится. Командор Франсиско находился на волосок от смерти, но сумел собрать волю в кулак и произнести речь, которая охладила и одновременно зажгла его людей.

«Мы стоим на пороге, – сказал Франсиско, – за которым нас ждут богатство и слава. Шагнув за него, мы разделим славу на всех и наполним наши карманы золотом. Никто не останется обделенным, я вам обещаю. Мы рискуем умереть, это правда. А те, кто сейчас остановится и примет решение возвращаться назад, останутся в живых. Но они никогда не добудут себе ни славы, ни денег. Решать вам и только вам». После этих слов лишь несколько солдат решили вернуться назад, в Панаму, где была основная база испанцев. Большинство, даже те, кто грозился вызвать пожилого командора на поединок, решили остаться с ним. И он не обманул ни одного человека из славной когорты своих суровых и жестоких спутников. Они держали в руках славу и слушали звон золота, пожалуй, самую веселую мелодию из тех, которые знали конкистадоры.

Все шло так, как хотел Писарро. Но мысль о монахе, отказавшемся от своей части вознаграждения, не давала ему покоя. Почему он вспомнил о святости церкви именно сейчас, когда решалась судьба инкского короля Атауальпы? Это неспроста. Это знак. Опытный командир должен уметь их читать и даже видеть между строк то, к чему, казалось бы, эти знаки не имеют отношения.

Брат Висенте, тот самый, кто заманил Атауальпу в руки конкистадоров, считал, что совершил неправедный поступок. Согрешил, иными словами. Сейчас он искупает вину перед своей болезненной совестью, отказываясь от вознаграждения. Да, такой человек в его конкисте пока был один – среди двух сотен ни в чем не сомневающихся авантюристов. Но, возможно, вслед за ним появится еще один святоша. И еще. И еще. Когда сомневающихся будет большинство, тогда императора дикарей придется отпустить. И вся их немногочисленная экспедиция погибнет под мощными ударами тысяч и тысяч солдат, которые вновь встанут под знамена Великого Инки. «Каков же вывод?» – не удержался от вопроса к самому себе Писарро. Ответ он уже знал заранее. Человека по имени Атауальпа ни в коем случае нельзя отпускать на волю. И нельзя соглашаться на заманчивые посулы императора, даже если он говорил правду и где-то в джунглях у него припасены несметные сокровища. И даже если эти сокровища в сотни, тысячи раз больше, чем те, которые удалось собрать в Кахамарке, не стоило давать волю своей алчности. Сейчас риск не был оправдан. Вместо того чтобы сохранить часть, можно было потерять все. Теперь Франсиско знал, что делать. И знал, как остановить свое падение в пропасть под названием «алчность». Он сделает то, что задумал.

Сэмюэль Уильямс числился профессором сразу в нескольких университетах Соединенных Штатов Америки. Его главной специализацией была история и археология, но когда наука перестала приносить много денег, он переквалифицировался в специалиста в области оценки старинных документов. А с тех пор, как с началом мирового кризиса обрушился и рынок антиквариата, Сэм Уильямс, будучи довольно предприимчивым человеком, нашел себя и в профессии туристического гида, в которой он оказался востребованным и конкурентоспособным именно благодаря хорошему знанию истории. Но не только.

Он мог бы убедить любого, что свобода может быть слишком навязчивой. Особенно американская. Родина не давала покоя профессору даже вдали от родных пенатов. В самый неподходящий момент она напоминала о себе письмецом в желтом плотном конверте с гербом налоговой службы. Сэм Уильямс давно и безуспешно пытался порвать связи с родиной. Но эти попытки носили – как бы это помягче сказать? – односторонний характер. Америка настигала профессора в любой точке мира с одной только целью: заставить уплатить налоги. Причем, налоговая служба непостижимым образом узнавала все детали о финансовом состоянии гражданина Уильямса, Сэмюэля: она знала где, в какой стране он находится и что делает. Профессору впору бы отказаться от американского гражданства, но паспорт с грозным орлом на обложке служил надежным пропуском во многие двери, закрытые для выходцев из других стран. К тому же американские туристы, в большом количестве зачастившие в Пуэрто-Мальдонадо в поисках приключений, предпочитали работать с американскими гидами и бывало даже просили показать Сэма его паспорт. Так что налоги были своеобразной оплатой за услуги и бонусы, от которых Сэм не хотел отказываться.