о расположении и наполнении павильонов, снабдить картой и объяснить, где найти наиболее интересные места — нужный павильон, ресторан или уборную.

В центре круглой площади высился самый большой павильон — сердце Выставки, где находился один из лучших ресторанов Лунденбурха, ежегодно отряжающих на нужды гостей и изобретателей мастеров поварского дела.

Здесь же располагались кабинеты мистера Анатоля Черча и его незаменимых помощников. Они неустанно трудились на благо Выставки: писали письма, рассылали приглашения, проверяли безопасность павильонов и возможности для проведения опытов. К тому же требовалось постоянно утешать капризных ученых, но люди мистера Черча повидали уже много выставок на своем веку. Мистер Мирт был уверен: упади Солнце на землю, никто из них даже не вздрогнул бы. Профессионалы своего дела! Работать с ними было приятно. Впрочем, мистер Мирт почти и не общался с ними, потому как его делом напрямую занимался сам мистер Черч.

В этом же большом павильоне, похожем на дворец в блюбеллианском стиле, мистер Черч со вчерашнего дня давал интервью бесчисленному потоку писак — к моменту начала Ежегодной выставки достижений оживились даже те периодические издания, которые в течение года находились в процессе непрерывного медленного умирания и держались исключительно благодаря трем старушкам и одному консервативному джентльмену, выписывающим только их. Мистер Мирт порадовался за них, проходя мимо, — каждый зарабатывает свой хлеб как может, и, если это достойная работа, почему нет? А Выставка более чем достойна появиться на страницах абсолютно каждой лунденбурхской газеты — эти статьи потом появятся и в изданиях Каледонии, дойдут до Континенталя и будут переведены на всевозможные языки, а в течение грядущего года поток писем от заинтересованных меценатов и исследователей будет путешествовать морем в надежде достигнуть своих адресатов.

А вот была бы у них железная дорога…

Мистер Мирт остановился и позволил себе помечтать. Паутина железнодорожного полотна, оплетающая весь мир, перекидывающаяся с Бриттских островов на Контитенталь, и сотни разных вагонов, летящих по ней, — вагоны пассажирские для высшего класса, вагоны для бедняков, почтовые вагоны, вагоны для снабжения… И все достигает конечной цели буквально за несколько дней! Можно ли такое вообразить? Мистер Мирт надеялся, что презентация паровой машины будет говорить о ее будущем сама за себя. Он был готов работать денно и нощно, лишь бы скорее запустить необратимое колесо Прогресса.

Он двинулся вперед, мимо аккуратных низеньких домов-павильонов, каждый из которых был предназначен для разных ученых наук. Был и дортуар для химиков, где лучшие умы Бриттских островов намеревались продемонстрировать опыты, поражающие воображение. Павильон физиков, астрономов, механиков… Мистер Мирт ощутил желание бросить все и немедленно отправиться общаться с коллегами, узнавать о новых патентах и невероятных идеях. До прошлого года он так и делал, уделяя своему личному стенду столько времени, сколько было необходимо, и не минутой больше, погруженный в бесконечное движение людей на Выставке, но в этот год все изменилось. Теперь у него есть собственный павильон, где он должен быть неотступно, вдохновляя, объясняя, убеждая — и, наконец, открывая двери в новое будущее…

И вот перед ним — широкие ворота, ведущие в главный павильон Выставки — главный для мистера Мирта. Ангар, в котором стоит на рельсах паровая машина, задней своей стороной выходит в поле — где железная дорога уже пролегла по запущенным, не жилым районам Лунденбурха, завилась по правому берегу Тамессы и утекла через вересковые пустоши к дворцу Цикламенов. Ориентиром стала дорога для повозок, но, чтобы не пугать лошадей и путешественников, рельсы проложили в стороне. И очень скоро паровая машина совершит свой первый маршрут — до дворца Цикламенов, разворот, и обратно, на выставочный ангар. В двух точках уже настраивали свою сложную технику газетные репортеры — подобное событие ни один таблоид не желал пропускать. Репортеры с особой аккредитацией находились с раннего утра во дворце Цикламенов вместе с экспертной группой — они должны были подтвердить, что паровая машина в самом деле без потерь добралась до точки назначения. Там мистеру Мирту предполагалось спуститься с борта паровой машины и дать несколько интервью экспертному совету и газетчикам, а потом вернуться с пассажирами.

Остальные репортеры и простые зрители будут наблюдать за первым запуском из ангара.

* * *

Огромный павильон спал. Никого не было — тишина висела в воздухе, такая плотная, словно можно было коснуться ее, просто подняв руку. Ангар наполнили пустые столы в ожидании фуршета для важных гостей, стулья и стенды, поясняющие весь путь создания паровой машины — от идеи до воплощения. Целый стенд, по настоянию мистера Мирта, отводился научным изысканиями мистера Гилдероя Эконита. На других стендах располагались наброски, чертежи и записи самого Габриэля — вроде тех, какие он демонстрировал на многочисленных собеседованиях своим будущим коллегам. Отдельную площадь занимал стеклянный стол с моделью паровой машины. Мистер Мирт с Ортансом колдовали над ним несколько дней, не поднимая головы, и в результате получился забавный эксперимент для развлечения публики — от нажатия определенных рычажков паровая машина ехала, тормозила и поворачивала, у нее крутились колеса, и из миниатюрной трубы шел дым. «Оживление» игрушечной модели пришло в голову мисс Амелии.

— Ведь это так интересно — рассмотреть в миниатюре, как будет работать вот это огромное механическое чудо! — твердила она так убедительно, что Ортанс сдался первым и к следующему вечеру принес чертежи.

Мистер Анатоль Черч, узнав о задумке, пришел в полный восторг. Ведь это значило, что еще больше зевак удастся заманить в таинственный паровой павильон!

А посреди зала дремала паровая машина — величественная и прекрасная. Мистер Мирт подошел к ней и погладил хромированный блестящий бок.

— Сегодня, — шепнул он, словно паровая машина была живой и могла его услышать. — Мы сделаем это. Сегодня наш день.

И ему показалось, что паровая машина ответила — низкими вибрациями, едва ощутимым гулом. Мистер Мирт не удивился. Для него, подменыша фаэ, все вокруг было наполнено жизнью. Текла бы в нем королевская кровь — и он смог бы, наверное, однажды докричаться до металла, силой голоса пробудить его. Выросший в большом промышленном городе, он не разделял страха фаэ, живших среди предрассудков прошлого, перед железом и металлом. Вопреки суевериям железо никому не могло навредить. Оно, точно земля или камень, становилось частью жизни. Да и сами фаэ пользовались стальными наконечниками для стрел и закаленными мечами, так что страх был надуманным и не подлежал никакой логичной аргументации. С железом вообще было проще договориться, чем даже с камнем.

Или с деревом, которое дети Даннан давно подчинили себе.

По крайней мере, в упрямстве паровая машина явно уступала Поупу.

К хромированному паровозу был уже