если он уходил?

Хог: Он бы мне сказал.

Лэмп: А если он не хотел, чтобы вы знали?

Хог: (Пауза.) Нет, бросьте. Не так все было.

Лэмп: Он вполне мог на полчаса уехать, и ни вы, ни домработница ничего бы не заметили. Это ведь возможно, так?

Хог: Вик Эрли этого не делал.

Лэмп: Почему вы так в этом уверены?

Хог: У меня есть причины в это верить.

Лэмп: Какие причины?

Хог: Считайте это интуитивной догадкой.

Лэмп: Понятно. А со мной вы этой догадкой поделитесь?

Хог: Нет, я пока не готов.

Лэмп: Я так и думал. Ладно, это нормально, бывает. Но войдите в мое положение. Я не буду сидеть и ждать, пока вы со мной поделитесь. Я не могу так поступить просто потому, что у вас какая-то интуитивная догадка. Мне надо опираться на факты, а вы рассуждаете. Рассуждения куда угодно могут завести.

Хог: Это куда, например?

Лэмп: Например… к вам.

Хог: Ко мне?

Лэмп: К вам. Вы тут внезапно отлично обжились. Сошлись С;мисс Дэй объятия, поцелуи, дорогие рубашки, просто красота. Я вас, знаете ли, проверял. У вас в последнее время дела шли не очень. Проблемы с деньгами, с выпивкой, развод со знаменитой женой…

Хог: Погодите, вы что, хотите сказать, что это я Санни убил?

Лэмп: Нет-нет, я просто рассуждаю, помните? Признайте, ваша книга сейчас просто обречена на успех. К вам уже вернулась известность. Плюс мисс Дэй — полагаю, дом достанется ей. Сколько он стоит — миллионов пять или больше?

Хог: Я бы сказал десять или двенадцать. Но я же был в самолете, когда Санни убили, помните?

Лэмп: Может, у вас есть сообщник. Может, вы давно это все запланировали. Может, вы подставили Эрли. Хм-м, интересная мысль.

Хог: И полная хрень.

Лэмп: Вот и я о том.

Хог: О чем?

Лэмп: О том, что бывает, когда начинаешь рассуждать. Вы меняете картину, перекрашиваете, заставляете ее выглядеть так, как вам хочется. Вот почему я придерживаюсь фактов.

Хог: А вы коварнее, чем кажетесь, Лэмп.

Лэмп: Просто хотел пояснить свою мысль.

Хог: В следующий раз выберите другой способ.

Лэмп: Не хотел вас огорчать.

Хог: Скажите мне вот что, лейтенант. Подпадает ли моя роль в этой ситуации под какую-нибудь статью закона?

Лэмп: Я вас не понимаю.

Хог: Я просто смотрю на вещи реалистично, как вы советуете. И с какой стороны ни взгляни, в том, что случилось, есть доля моей ответственности. Даже если считать, что это Вик. Я мог возразить, мог сразу сказать, мол, про клуб «Дейзи» писать не будем.

Лэмп: Слушайте, ну нельзя же винить себя за то, что сделал кто-то другой. Хоги, что бы ни случилось на самом деле, это произошло рядом с вами, а не из-за вас. Вы не виноваты, если Вик Эрли застрелил Санни Дэя. Или если это сделал кто-нибудь другой. Пожалейте себя. Кстати, вы не представляете, куда мог направиться Эрли?

Хог: Нет. Он не упоминал ни родственников, ни друзей. Попробуйте обратиться на кафедру спорта в университете Калифорнии в Лос-Анджелесе. У него там, похоже, были знакомые.

Лэмп: Ладно. Это хоть какая-то зацепка. Спасибо, что уделили мне время, Хоги. Советую вам расслабиться, закончить книгу и позаботиться о мисс Дэй. А мою работу оставьте мне, ладно?

Хог: Значит, на этом конец вашей теории про «Чейсенс»?

Лэмп: Значит, конец. Это рассуждения, а Эрли — конкретика. Так что пока факты не покажут обратного, буду заниматься Эрли.

(конец записи)

ГЛАВА 13

Факты показали обратное через несколько дней. Точнее, через три дня.

Эти три дня я следовал совету Лэмпа. Из Нью-Йорка прислали записи и расшифровки, из пункта проката на бульваре Сепульведа — новую электрическую пишущую машинку. Я устроился за массивным письменным столом в кабинете Санни, где со стен на меня смотрели его фотографии и награды. Я добрался до послевоенного пика популярности Найта и Дэя, и дела у меня шли тяжело.

Рядом больше не было Санни, который заглядывал бы мне через плечо и ворчал: «Да-да, вот так я себя и чувствовал, приятель» или «Нет, это на меня не похоже». У меня была стопка кассет, кое-какие заметки, кое-какие впечатления, оставалось только вылепить из всего этого человека. Я остался один.

Теперь это куда больше напоминало роман.

Еще мне трудно было сосредоточиться. Каждый раз, когда я начинал искать в расшифровках конкретную историю или фразу, оказывалось, что я тщетно ищу нечто сказанное Санни, ту фразу, которая меня продолжала беспокоить. Я все время о ней думал. И еще о том, куда теперь движется книга, и о предстоящем разговоре с Конни на эту тему.

Я подолгу смотрел из окна кабинета на эвкалипт. Много плавал. И гарпунил.

А еще была Ванда. Теперь я много времени проводил внутри ее личного фильма. Играла закадровая музыка. Декорации были роскошные. Много динамики. Очень мало диалогов. Никаких вопросов. Никакого прошлого. Никакого альтернативного настоящего. Лишь то, что сейчас.

Реальность промелькнула только один-единственный раз. Она зашла однажды утром в кабинет, села мне на колени и запустила руку под подаренную ею рубашку.

— А что будет, когда ты закончишь книгу? Ты уедешь в Нью-Йорк и меня оставишь?

Я расстегнул кнопки ее джинсовой рубашки.

— С трудом представляю, как выйду хотя бы из этой комнаты.

Мы никуда и не вышли. Как я и сказал, реальность промелькнула лишь на мгновение.

Иногда мы лениво болтали о том, что неплохо бы съездить в «Спаго» или в кино, но так ни разу и не выехали из поместья. В погребе было еще два ящика «Дом Периньон», а когда хотелось есть, Мария нам что-нибудь готовила. Мне подумалось, что я давно уже так роскошно не жил.

Омрачало картину лишь то, что Санни заплатил за мое возрождение своей жизнью.

Я гарпунил на газоне и пытался вспомнить его голос, когда позвонил Лэмп. Теперь я попадал в полотенце девять раз из десяти. Глазомер ко мне вернулся. А голос Санни — нет.

На звонок ответила Мария. Я снял трубку в кабинете.

— Можете снова начинать рассуждать, — заявил Лэмп, даже не поздоровавшись.

— А что случилось с вашими фактами?

— Знаете, где Вик Эрли? Знаете, где он провел последние четыре дня? В госпитале для ветеранов на бульваре Сотелл. После побега он прямиком туда направился. Добровольная госпитализация. Они зафиксировали время. Во время пожара Вик был в госпитале. Он там все это время и находился, мы просто не сразу его нашли.

— И