Но потом она подумала о любви и чувствах, вызываемых любовью.

Она любила Флоранс и Элизу, хотя обе порой сводили ее с ума, однако кровное родство между ними было сильным. Элен была готова защищать сестер до последнего вздоха. Прочная нить связывала ее сердце с их сердцами, соединяя всех троих. Если бы не война, какая-то из них наверняка была бы уже замужем. Возможно, стала бы матерью. Не исключено, что все три. Элен попыталась это представить, но перед мысленным взором постоянно мелькало улыбающееся лицо Джека. Ею двигал отнюдь не легкий любовный голод, а глубокая внутренняя тоска. Элен не сомневалась, что полюбила этого англичанина.

Она изо всех сила старалась подбадривать сестер в трудную минуту и знала, что под ее неизменным добродушным юмором скрываются совсем другие чувства, с которыми иначе ей было бы трудно совладать. Беспомощность, гнев, чувство неадекватности и одиночество. Все эти чувства жили в ее сердце, и любовь к сестрам не могла их заглушить.

Элен вновь ощутила беспокойство. На этот раз – по поводу Элизы. По всем расчетам, сестра уже должна была вернуться домой. Встав, Элен прошла к воротам, открыла засов и двинулась по дорожке. Впереди кто-то шел ей навстречу, однако расстояние не позволяло разглядеть лицо.

Элен хотела было вернуться в дом, но осталась. Встречный двигался еле-еле. Элен подождала еще и уже собралась возвращаться, когда ее окликнули по имени. Она прищурилась, всматриваясь в даль. Неужели Элиза? Элен побежала. Слава богу, это действительно была Элиза. Сестра хромала, болезненно морщась на каждом шагу. Элен бросилась ей на помощь.

– Что случилось?

– Немцы схватили Виктора, – выдохнула Элиза и рухнула в подставленные руки Элен.

Кое-как ей удалось довести сестру до дома, а затем дотащить до гостиной и усадить на стул.

– Перво-наперво я осмотрю твою лодыжку, – сказала она, опускаясь на пол.

Элиза нагнулась, растирая покалеченную ногу.

– Не могу на нее опираться. Целую вечность сюда тащилась. В лесу слышала немцев и их собак. Жутко перепугалась.

Элен сняла с нее ботинок и ощупала ногу.

– Перелома нет. – Она посмотрела на лицо сестры, искривленное болью.

– Ты уверена? – дрожащим голосом спросила Элиза.

– Да. Иначе ты бы орала от моих прикосновений. Сейчас я принесу тебе сладкое питье, а потом перебинтую. У тебя вывих.

– Ладно, – согласилась Элиза.

– Ты уверена, что немцы схватили Виктора?

Глаза Элизы были полны страха.

– Я строго следовала наставлениям Сюзанны. Не представляю, как немцы могли пронюхать. Я уверена, что показала Виктору ту самую шахту… А если нет?

Подавшись вперед, она закрыла лицо руками.

Уложив Элизу спать, Элен взяла ее велосипед и раньше обычного поехала на работу, надеясь что-либо разузнать о ночных происшествиях. Вначале она заехала к Виолетте. Та открыла дверь в халате и с бигуди на голове.

– Проходи на кухню. У меня готовится настоящий кофе.

– Где тебе удалось его раздобыть?

– Старые запасы. Ночью я почти не спала, вот и решила как следует взбодриться.

– Я тоже глаз не сомкнула. Тебе известно, что именно они затевали? Я не знаю ничего.

Виолетта рассказала, в чем заключался план партизан.

– Боже мой! Так вот почему Элиза говорила про шахту! Она сказала, что немцы схватили Виктора.

– Он мертв? – испуганно воскликнула Виолетта.

– Не знаю. Элиза в ужасном состоянии.

– Как ты думаешь, Сюзанна не пострадала?

– Надеюсь, что нет. Вскоре мы узнаем.

– Немцы устроят суд?

– Если и устроят, что это изменит? – беспомощно пожала плечами Элен. – Суды – просто насмешка. Я слышала про множество таких судов. Сплошная видимость правосудия. Ширма, чтобы убивать тех, кого и когда они пожелают.

Виолетта побледнела:

– Если что-то услышишь, дай мне знать.

– Ты тоже.

Элен поцеловала подругу в обе щеки и поехала на работу. Дверь оказалась незапертой, но внутри было пусто. Сняв плащ, Элен перешла в примыкающее здание больницы, где на кровати сидел капитан-немец.

– Я знаю, что вы спасли мне жизнь. Разрешите вас поблагодарить.

Он сносно говорил по-французски.

– Думаю, надо благодарить доктора Маршана, – возразила Элен. – Не представляете, сколько всего пришлось ему вынести, чтобы сохранить вам жизнь.

– Я слышал, – смущенно улыбнулся немец. – Но первую помощь мне оказали вы. И потому я вам искренне признателен за ваши своевременные действия.

– Теперь Уго снова вернут в замок?

– Нет. Я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось. Но не могу обещать, что за ним не будут пристально следить. Мы все немного помешались от этой войны. Согласны? – (Элен кивнула.) – Я могу быть с вами откровенным?

– Конечно.

– Я скучаю по детям. И по своей прежней жизни тоже.

– Мы не просили нас оккупировать, – резко ответила Элен. – Не кажется ли вам, что мы все скучаем по своей жизни?

– Уверен, так оно и есть. Простите. Вы были исключительно добры ко мне.

– Это моя работа. Я сейчас приготовлю вам завтрак.

Капитан протянул ей руку. Элен осторожно протянула свою.

– Я сделаю для вас все, что в моих силах. Забыл вам представиться. Капитан Ганс Мейер.

– Элен Боден, – представилась она, отпуская его руку.

В палату, не постучавшись, вошел эсэсовский офицер. Он щелкнул каблуками, кивнув капитану.

– У нас есть ряд вопросов к медсестре Боден.

Заморгав, Элен отошла от кровати:

– Я вас слушаю.

– Знаком ли вам немецкий юноша по имени Томас Шмидт?

Элен наморщила лоб. Руки она держала за спиной, вдавив большой палец правой в ладонь левой. Она сознавала, что Мейер не только слышит ее слова, но и наблюдает за ней.

– Нет, – ответила она эсэсовцу. – Откуда мне знать этого юношу?

– Это дезертир, пойманный ночным патрулем. Он сказал про Сент-Сесиль.

– Да? И что?

– Вы его не знаете? – (Элен покачала головой.) – Мы думаем, что у него в деревне нашлись пособники, которые его прятали.

– С какой стати местным жителям прятать у себя немецкого дезертира? Сумасшедших среди нас нет. Мы бы выдали его вам.

– Понятно, – ответил эсэсовец.

– У вас есть еще вопросы?

– Нет. Мы опрашиваем всех жителей деревни. Мы уже говорили с доктором и его женой. Возможно, все совсем не так. Этот Томас Шмидт путался в показаниях.