наших курсантов сразу десятниками посылать будет нельзя, ведь у них практических-то навыков нет, им надо будет ещё их приобрести, а это никакими курсами сделать нельзя. Нет, этого мы берём, обязательно!

— Хорошо-хорошо, Александр Александрович, раз вы требуете, возьмём, ведь, в конце концов, вы заведуете этими курсами, вы за них и за курсантов отвечать будете. Пожалуйста. Пусть на экзамены приходит.

Старик, видимо, немного уязвлённый словами Дронова, сердито сказал:

— Я ознакомился с его свидетельством об окончании школы, таких мы будем без экзамена принимать, записывайте его сразу в число слушателей, и других с отличным окончанием школы II ступени сразу зачисляйте. На экзамены 25 августа присылайте только тех, кто окончил школу посредственно, ну, да если их не хватит, то можно прислать и тех, кто недоучился один или два года. Я пойду, надо ещё с директором треста о пособиях договориться. До свидания, — обернулся он к Борису и, протянув руку Дронову, продолжал:

— Список курсантов и претендентов на курсы пришлите мне завтра.

— Хорошо, товарищ Василевский, — ответил Дронов, пожимая протянутую руку и встав из-за стола.

Когда старик вышел, Дронов повернулся к Борису:

— Повезло тебе, парень. Понравился ты нашему старику, а он разборчивый. Зачислим тебя на курсы. Начало занятий 1 сентября, явиться нужно будет к 9 часам утра в здание Лесного института при ДВГУ. Приказ о твоём зачислении завтра будет отдан, а послезавтра можешь прийти в бухгалтерию на первом этаже и получить за месяц вперёд стипендию: вам на курсах определена стипендия по 18 рублей в месяц. Можешь идти.

Не помня себя от радости, кое-как пробормотав слова благодарности, Боря выскочил из кабинета Дронова и чуть не галопом помчался домой.

Впоследствии он узнал, что в его зачислении на курсы был повинен не только авторитет Василевского, профессора ГДУ, заведовавшего лесным факультетом этого университета, вскоре переименованного в Лесной институт, а ещё и другие обстоятельства.

Дело в том, что среди присланных с биржи труда ребят комсомольцами были далеко не все. Заведующий биржей сразу предупредил, что такого количества комсомольцев в одно учреждение он дать не сможет, вмешается уком комсомола, который, стремясь обеспечить необходимую прослойку комсомольцев, часто сам направлял их в те или иные учреждения. Помог, следовательно, комсомольский билет. Уже впоследствии Борис узнал и то, что если бы он раньше обратился не на биржу, а в уком РЛКСМ, то уже получил бы работу в каком-нибудь из владивостокских учреждений. Но он был слишком неискушённым в житейских делах. Не знали о таком преимуществе и его родители.

Но в этот вечер в семье Алёшкиных был праздник: Боря-большой поступал на курсы без экзаменов, и, следовательно, теперь превращался в работающего члена семьи. И даже то, что Анна Николаевна, уже окончательно получившая отказ в службе в городе и взявшая назначение в Шкотово, должна будет через несколько дней выехать вместе с младшими детьми из Владивостока, пока не омрачало их радости.

Конечно, больше всех был рад сам Борис: он уже мысленно представлял себя в глухой тайге руководителем большой группы рабочих, заготавливающих лес, и ему казалось, что интереснее этой работы просто невозможно придумать.

Анна Николаевна сказала:

— Ну, Борис, раз ты теперь становишься самостоятельным человеком, то я тебе устрою награду. Завтра у нас на курсах выпускной вечер, папа со мной идти не может, пойдёшь ты.

Вечером, как всегда, он подбежал к дому Жени, вызвал его на улицу и радостно сообщил ему о своём зачислении на курсы. К его удивлению, тот отнёсся к Бориной радости довольно скептически.

— Подумаешь, десятник по лесозаготовкам! Тот же рабочий, чуть постарше. Вот я окончу ГДУ, инженером буду — другое дело.

— А что же, я инженером стать не могу? Поработаю немного и тоже в институт поступлю, в Лесной.

Женя в последнее время с Борисом виделся нечасто, во-первых, потому что был занят подготовкой и самими экзаменами, а во-вторых, потому что его встречи с Асей отнимали все вечера. Женю это немного обижало, и он часто насмехался над ними. В этот раз он решил выяснить этот вопрос:

— Ты что, опять к Аське на свидание пришёл? Дурак ты, она с тобой играет! У неё были и постарше тебя ухажёры, а с тобой она встречается просто так, от скуки.

— А я с ней тоже только время провожу, совсем и не собирался ухаживать, очень мне нужно! — довольно зло сказал Боря и рассерженно повернул к дому.

Напрасно Женя пытался его остановить: Борис, не обращая внимания на его зов, быстрыми шагами удалялся по своей Бородинской улице. Он сердито думал: «Ишь ты, играет! Ну и пусть! Доиграется!».

Вечером следующего дня, нарядившись в свой новый костюм, Борис вместе с Анной Николаевной появился в здании бывшего военного училища, расположенного в самом центре Владивостока, на Светланской улице. Они вошли в зал и уселись на свободные места недалеко от невысокой эстрады, на которой должен был состояться концерт. Борис не успел опомниться, как около них оказались все его Шкотовские знакомые: тут была и Милка Пашкевич, и Поля Медведь, и Харитина Сачёк, и даже Нина Черненко, уже оправившаяся после своего потрясения и побоев, полученных при захвате бандитами. Она уже, конечно, успела рассказать своим подругам про страшное приключение, которое пережила, успела также сказать, что одним из её спасителей был Борис Алёшкин. Теперь все они наперебой восхищались его храбростью и с увлечением рассказывали о происшедшем его мачехе. Сам Борис об этом дома не говорил.

Конечно, все они уселись вместе и с азартом обсуждали каждый номер концерта, который был очень хорошо подготовлен. Выступали певцы и певицы, декламаторы и танцоры, — и всё это были молодые учителя и учительницы. В программе было много песен и стихов, никогда ранее Борисом не слышанных, и многие из них ему очень понравились, особенно запомнился один учитель, читавший стихи и басни пролетарского поэта Демьяна Бедного. До сих пор Алёшкин даже и не знал о существовании такого поэта. Из всего прочитанного этим артистом ему особенно запомнился «Манифест барона Врангеля к красноармейцам», он начинался так:

Их фанге ан! Я нашинаю…

Ес ист, для всех совейстких мест…

Это произведение Бедного с того времени стало, благодаря своей острой сатире, одним из самых любимых у Бориса, и он его впоследствии часто декламировал сам.

Весь вечер Боря находился в окружении своих шкотовских приятельниц. Мужчин, особенно молодых, на курсах было немного, и эти девицы, хотя и были старше Бори на несколько лет, всё-таки с удовольствием использовали его как кавалера, играя с ним в разные игры, которые