– Вот! Не об этом ли я час назад говорила? А вы ещё пытались спорить! Сами видите, что Андрей Петрович полностью со мной согласен!

Но студенты смущённо, непонимающе переглянулись. Варя, нахмурившись, приподнялась из-за стола, – но тут на ноги вскочил возмущённый Горелов.

– Потрудитесь извиниться, господин!.. Не имею чести знать! Вы оскорбили княжну и…

– Оскорбил? Чем?! – зевнув, пожал плечами Сметов. – Тем, что не получаю удовольствия от выбранного Анной Станиславовной репертуара? Да ведь на это каждый имеет право! И оперы я не люблю, и от романсов зевать хочется… Анна Станиславовна, вы в самом деле?..

– …ничуть не обижена! – поспешно объявила Аннет. Но Варя, не сводившая с неё взгляда, успела заметить болезненный блеск в глазах подруги. – Господин поручик, успокойтесь, никто не должен извиняться! Ведь и в опере, знаете ли, шикают часто! А у нас тут принято в глаза говорить то, что думаешь, и никогда не лгать! И на правду обижаться глупо! Андрею Петровичу песня не понравилась – отчего ж нет? Но если у вас, господа, терпение не лопнуло, – я спою ещё одну вещицу. Мне кажется, что она многим тут понравится. Варенька, нашу, – помнишь? Ты ведь мне поможешь?

– Аннет, бог с вами… – прошептала захваченная врасплох Варя. – Да я ведь не певица! Я только испорчу вам всё! Да я с самых Бобовин всерьёз не пела! Нет, и не упрашивайте даже! Опозоримся!

Но заинтригованные зрители дружно принялись уговаривать растерянную художницу. Поднялся страшный шум, и громче всех басил Горелов. Молчал, глядя в стену, один Сметов.

Аннет подошла вплотную к Варе и слегка сжала её ладонь.

– Варенька, спаси меня. – одними губами попросила она, и Варя, помедлив, кивнула.

– Что ж, господа, извольте. Но не обессудьте, коли худо получится. Я не певица, и до Анны Станиславовны мне далеко.

– Просим, просим! – послышались воодушевлённые голоса. Аннет, ещё бледная, с разгоревшимися глазами, подошла к роялю, шепнула приёмной матери несколько тихих слов. Та кивнула – и тронула клавиши одним-единственным мягким аккордом, задавая тональность. Девушки обернулись друг к другу – и Аннет высоко и чисто взяла первый голос. А через несколько нот к ней присоединилось хрипловатое, неуверенное Варино контральто.

Уж ты нива моя, нивушка,

Не скосить тебя с маху единого,

Не связать тебя всю во единый сноп!

Уж вы думы мои, думушки,

Не стряхнуть вас разом с плеч долой,

Одной речью-то вас не высказать!

Было заметно, что Варя в самом деле давно не пела: голос её дрожал и рвался, не справляясь с дыханием. Но мелодия песни, печальная и задумчивая, сглаживала, как первый снег, все шероховатости, все неверные места. В притихшем зале словно запахло скошенной травой в вечернем поле, потянуло осенней свежестью из грибного оврага, пахнуло сухим и горьким запахом полыни. Осторожно нащупывая голосом полузабытые ноты, Варя заметила, что даже Семчинова слушает песню. Посерьёзнел и Сметов, который смотрел через рояль на Аннет внимательным и каким-то растерянным взглядом. Варю поразило выражение странной горечи, застывшее на его лице. Опустив взгляд, она увидела сметовский кулак на крышке рояля – сжатый так, словно его свело судорогой.

Песня закончилась, певицы смолкли. В зале сделалось тихо-тихо. Оглядывая зрителей, Варя увидела, что девушки-швеи, протеже Семчиновой, чуть слышно всхлипывают в один и тот же платочек, по-сестрински передавая его друг дружке. Лица мужчин казались серьёзными и почти суровыми. Во взгляде Горелова, устремлённом на Аннет, читалось благоговение.

– Итак, Андрей Петрович, – что скажете? – первой опомнилась Семчинова, приняв свой обычный пренебрежительный вид. – Знаете, я музыки не понимаю и не чувствую, но эта вещица, похоже, недурна! Видно, потому, что в самом народе родилась, а народ бессмысленности и ненужности не терпит!

– Правильно, Ольга Андреевна, и нам весьма даже пондравилось… – робко вставила одна из девушек. – Уж так душевно барышни пропеть изволили, что всё сердце в серёдку ухнуло…

По рядам зрителей пробежал добродушный смех.

– Маша, ну сколько же вам говорить: «понравилось», «середина»… – привычным учительским тоном поправила Семчинова. – И что это за «изволили барышни» на товарищеской вечеринке?! Надо вам заметить, Аннет, что народная песня в вашем исполнении отменно звучит! Но тут уж должное надо отдать не исполнительницам, а самой песне!

– Неужто мы сфальшивили где-то? – невинным голосом поинтересовалась Аннет, незаметно толкая локтем в бок Варю, которую отчего-то разобрал безудержный смех. – Варенька, неужели опозорились?

– Не знаю, у меня и слуха-то нет! – отрезала Семчинова. – Но народное искусство тем и сильно, что народное! Оно в самом сердце трудового человека рождается и оттого имеет силу и… Андрей Петрович, я ведь права?

– Да. – коротко ответил Сметов, который по-прежнему смотрел в стену.

– В таком случае, вынуждена вас обоих разочаровать. – Аннет посмотрела на Семчинову с обезоруживающей улыбкой. – Но песня эта вовсе не народная. Слова – Алексея Толстого, а он, как вы знаете, роду столбовых дворян принадлежит! Ну, а музыка – вашей покорной слуги. Ещё в Бобовинах сочинена.

– Как, в самом деле?.. – Сметов отвлёкся от созерцания запылённого портрета генерала Иверзнева и поднял на Аннет сумрачный взгляд. – Это вы музыку сочинили? Вы сами?

Аннет молча поклонилась, но Варя отчётливо видела, какой триумф блеснул в её глазах.

– Бросьте, быть не может! – вклинилась опять Семчинова. – Слова ещё куда ни шло… Хотя поверить трудно, но в библиотеке я отыщу после! Но музыку такую сочинить! Это же вам не Моцартик с Гайденишкой! Это подлинно народная песня, и мне…

– Экий вы мне комплимент делаете, Ольга Андреевна! – с напускным восторгом всплеснула руками Аннет. – Вот уж от кого не чаяла дождаться!

– Я?! Комплиментов ВАМ?!! – Семчинова пошла неровными пятнами. – Право, Аннет, вы преувеличиваете своё значение! Я позволила себе усомниться в вашем авторстве – и только!

– И между тем – совершенно напрасно! – раздался весёлый голос, и Николай Тоневицкий, отойдя от стены, встал прямо перед девушками. – Я готов свидетельствовать, что музыку в самом деле сестра сочинила! Имел честь при сём присутствовать!

– И я тоже подтвержу. – твёрдо сказала Варя. – Мы ещё в Бобовинах спевались.

– Ну, коли так – примите мои поздравления. – нехотя отозвалась Семчинова. – Андрей Петрович, а вы что скажете?

– Скажу, что коли здесь нынче концерт – так и прочим исполнителям дорогу надобно. – хладнокровно отозвался тот. – Кого ещё сегодня слушать будем? Петька, а ну-ка давай нашу!

– После Анны Станиславовны?! – с ужасом спросил Петя. – Андрей, отстань, не буду я позориться! Лучше удавиться!

– Ну вот, ещё не хватало! Давай, не то ведь я сам запою! И не умолкну ни за какие деньги! Вот тогда и впрямь удавитесь разом всем обществом! Тоневицкий, вы ведь нам сыграете?