привлекало то, что умели держаться, а притом были смелые, весёлые, поющие и каждая из них даже говорила на нескольких языках. Об этом заботился отец.

Меня, который сторонился людей и от женщин до сих пор убегал, потому что они мне внушали какой-то страх, Задора и Марианек стали уговаривать обязательно сходить с ними к Кридлу. Я сопротивлялся, они почти силой потащили меня с собой, доказывая, что в одиночестве я одичаю и поглупею.

В первый раз я осматривал дом такого богатого мещанина и удивлялся его достатку. Обычай был более панибратский, чем где-либо, чрезвычайная простота, кланяться в ноги было не нужно, смеялись свободно во всё горло, а притом хлеба и напитков вдоволь, подавали самое лучшее, потому что мещанин делал акцент на то, что, как Верзинек, мог даже королей принимать.

К нему также сыпала королевская челядь. Отсюда получали информацию о Тенчинских, врагом которых был Кридлар, как и другие, и, по-видимому, не с сегодняшнего дня имел с ними что-то для ссоры. Краковские мещане с очень давнего времени угрожали им и мотали на ус, щепча: «Отплатим мы им это с лихвой».

Между тем, только косо на них поглядывая, уступали им дорогу.

Кридлар, как других, так и меня принял добрым сердцем, но; войдя, я забился в угол и не смел открыть рта. Потому что было на что посмотреть и чего послушать.

Большая комната, словно биржа, сводчатая, освещённая большими многоруким подсвечниками, убранная лавками и столами, покрытыми скатертями, большими шкафами, выглядела по-праздничному, хотя день был будний.

Войдя на порог, у меня закружилась голова, такой в ней повсюду царил шум, столько там было смеха, звона и веселья. Кроме Мартохны и Жихны, нарядных девушек, дам постарше и молодых замужних хватало. Всё это, украшенное в цепи, в позолоченные завойки, в чёлки, инкрустированные жемчугом, в атлас и бархат, все руки в кольцах; девушки в венках, дамы в ободках, как принцессы.

Я только издалека приглядывался и прислушивался.

Я был рад, что Задора и Марианек немного забыли обо мне, когда первый из них начал искать меня, упрямого, нашёл, вытянул и привёл с собой, где пели и играли на цитрах.

— Смотри-ка, — сказал он мне шутливо, рукой указывая на девушку, которая сидела неподалёку на лавке, — ведь эта девушка как для тебя создана. Прежде чем надумаешь с ней заговорить, у неё будет время вырасти.

Я робко поглядел — и увидел настоящее чудо, какого в жизни не видел. Была это девушка, едва вышедшая из детства, красивая как ангелочек, с чёрными огромными глазами, которыми попеременно, то будто бы тревожно, то чересчур робко, то слишком дерзко и неловко водила по кругу. В улыбке и выражении губ было что-то такое притягательное, что я был ошеломлён.

Наши глаза встретились, и я бы убежал от страха, но давка была такая, что, вместо того, чтобы пойти назад, меня подтолкнули вперёд, и я тут же оказался рядом с девушкой и нарядной женщиной средних лет, которая сидела рядом с ней.

Та, хотя незнакомая, указала мне место рядом с ней на лавке, и таким повелительным образом, что я, не подумав, послушно сел.

Она повернулась ко мне.

— Вы со двора? — спросила она.

— Да.

— А как вас зовут?

— Яшком Орфаном, — сказал я тихо.

Она улыбнулась — не знаю чему.

— Вы тут что, первый раз? — говорила она дальше. — Потому что встревожены, словно кролик!

Я не смел отвечать, опустив глаза. Она как-то так резко за меня взялась, что мой страх ещё увеличился; но потом я потерял дар речи, когда, наклонившись к моему уху, она шепнула:

— Ну что? Вы уже отошли и ожили после своего плена в замке?

Об этом плене никто на свете не мог знать, и я думал, что никто о нём не знает. Королевский приказ о том, чтобы мы молчали, был очень строг. Не скоро я поднял глаза и промямлил, что ни о каком плене не знал.

— Я не лгу, — ответила она, смеясь. — Это для всех тайна, но мы, женщины, через стены слышим и подсматриваем.

— Задора, вероятно, выдал! — вздохнул я с тревогой и беспокойством.

— Ни он, ни товарищ его не сказали никому ни слова, — ответила она живо, — а, несмотря на это, всё известно.

Сказав это, она похлопала меня по плечу.

— Ну, со мной, старой, не развлечёшься, юноша, — сказала она весело, — присядь к Лухне, — она указала на чудесную девушку, — и познакомься с ней. Ваш возраст лучше друг к другу походит.

Она подтолкнула меня так, что я, сам не зная как, оказался перед той Лухной. Старшая дама, как если бы не хотела нам мешать, обратилась с разговором к кому-то из проходящих, а я, робко подняв глаза, увидел перед собой улыбающееся личико красивой девушки. Какое-то время я с восхищением смотрел на неё, не зная, как начать разговор.

— Вы тут, по-видимому, такой же чужак, как и я? — начала она первая щебетать.

— Действительно, я в первый раз; пришёл с товарищами, — сказал я, — и, кроме них, не знаю никого, а вы?

— Я из деревни, — отвечала смело Лухна, — но город мне очень, очень нравится. Тут так шумно и весело, а у нас так тихо, а часто и скучно. Не могу насмотреться на Краков, таким кажется мне красивым. По целым дням с тётей бегаю, и снится мне потом, что видела, целыми ночами. А вы? — спросила она. — Я слышала, что вы со двора короля.

— Это так, — отвечал я. — Это великое счастье для меня — служить такому доброму пану.

— Ну, и на дворе также весело должно быть? — подхватила девушка с любопытством.

— Не так, как тут, — отпарировал я. — Развлечений у нас мало бывает, потому что король, если развлекается, то только охотой, а королева детьми занята… Когда приезжают заморские гости, князья и паны, пиры бывают большие, великолепие на них королевское, но всем управляет серьёзность. Смеха слышно мало, песни редкие.

— А! Тогда уж двор мне не интересен, — начала девушка, — потому что я очень люблю смеяться и забавляться.

Я поглядел на неё, её уста были наполовину открыты и ряд маленьких зубок, белых как жемчужинки, выглядывал из-за розовых губ.

Я должен был также из-за неё невольно улыбнуться.

Так началась этот мой первый в жизни разговор с девушкой, которая меня очаровала. Не знаю, что мы уже говорили потом, но знакомство завязалось очень легко и так нам друг с другом хорошо было, что когда никто не прерывал, мы просидели час, обрывочными словами рассказывая друг другу разные вещи.

Лухна