– Что тут странного? Ты ведь одна из нас.

Кензи притихла, ходила с кислым лицом и несколько репетиций нарочито не обращала на меня внимания.

Но сегодня после ухода Тони она вдруг созвала всех на сцену.

Я готовлюсь к худшему.

– Всем вам известно, что между мной и Авой возникли разногласия, – начинает Кензи, переводя взгляд с лица на лицо, пока наконец не останавливается на мне. – Но я хочу положить конец этому безобразию. Я рада, что Ава с нами, и в знак дружеских намерений хочу вручить ей эти билеты на «Злую».

Под всеобщие перешептывания она протягивает мне билеты. Я ошеломлена, и Асаду приходится пихнуть меня локтем, чтобы я приняла это предложение мира. Раздаются негромкие аплодисменты, как будто все ожидают какой-то кульминации.

Я собираюсь уйти, однако Кензи хватает меня за рукав.

– Раз уж Ава здесь и многие из нас беспокоятся о ней, давайте устроим сегодня еще один круг доверия.

Рука Кензи скользит в мою ладонь.

– Ты ведь обычно не встаешь в круг, верно? – говорит она, прекрасно зная ответ. – Мы все закроем глаза и скажем что-нибудь об Аве. Хорошее, плохое, о каких-либо поступках Авы, о ее характере или внешности.

Кензи держит меня за правую руку, и я даже не пытаюсь предложить кому-нибудь свою левую клешню.

Асад сам берется за нее.

– Я первый, – произносит он и быстро закрывает глаза.

Кензи не успевает возразить.

Я тоже закрываю глаза, но поглядываю из-под ресниц. Глаза Кензи закрыты. Она ошибается, если полагает, что этот круг доверия сломает меня.

Мне доводилось бороться и с кое-чем похуже, нежели Кензи Кинг.

Я зажмуриваюсь.

– Ава пострадала при пожаре в собственном доме, – говорит Асад. – У нее есть шрамы на лице, кажется, по большей части на левой стороне. У нее деформировано ухо, но я не помню, какое именно. Ах да, еще у нее есть классный шрам на шее, похожий на падающую звезду.

Следующей берет слово Сейдж.

– Ава не очень хорошо танцует, – со смешком говорит она. – Зато всегда приветлива.

Стоящий радом с ней парень добавляет, что я быстро заучиваю свои реплики. Кто-то заявляет, что у меня приятный голос.

Парень, который играет Железного Дровосека, упоминает о моей левой руке.

– Кажется, у нее там большой палец ноги?

Девушка, которой досталась роль Злой Ведьмы, признается, что ей нравятся мои цветные банданы. Кто-то еще говорит, что со мной в кружке стало интересней. Что я много улыбаюсь. Что я ироничная в хорошем смысле…

Когда очередь доходит до Кензи, я перестаю дышать.

– Ава такая сильная. Она смело встречает каждый день. Она пример для меня, и кто бы что ни говорил, я считаю ее красивой.

Последнее слово она произносит с придыханием, но мне этот комплимент кажется сладкой отравой.

После того, как мы открываем глаза, Кензи демонстративно обнимает меня. «Оскара» этой девушке! Круг распадается, а Кензи смахивает с глаз фальшивые слезы.

Асад подает мне конец клейкой ленты, чтобы я помогла ему разметить сцену для генеральной репетиции.

– Надеюсь, тебя не расстроило то, что я сказал? – Он растягивает ленту и жестом просит меня приклеить край к авансцене. – Ведь кто-нибудь все равно упомянул бы это, верно? Вот я и решил высказаться первым.

– Ничего страшного. Мне понравилось, когда ты притворился, будто не помнишь точно, где находятся мои шрамы. Подсказка: о-ни вез-де.

– Я не притворялся. Откровенно говоря, поначалу я замечал лишь твои шрамы. А теперь ты моя подруга Ава, которая пострадала при пожаре.

– Только не надо сейчас речей из серии «ты – это не только твое тело», – фыркаю я. – Мне об этом все уши прожужжали и дома, и в группе поддержки.

Асад отрывает скотч зубами.

– Кто еще может похвастаться тем, что у него на коже изображена падающая звезда?

Я провожу пальцами по шраму, который тянется через ключицу до впадины на шее, где сливается с похожим на звезду шрамом от трахеотомии. Он никогда мне не нравился, но глазами Асада все выглядит иначе – лучше.

– Ведь ты – это не только твое тело, – добавляет Асад. – И все остальные тоже.

Он идет по проходу к кабинке осветителя.

– Асад? – окрикиваю я его и, когда он оборачивается, показываю билеты. – Ты свободен в следующую пятницу?

Он широко улыбается, и я прикусываю губу.

– Я уж думал, ты так и не спросишь.

– Скажи, что ты не купилась на это, – стонет Пайпер, когда я рассказываю ей о прилюдных извинениях Кензи.

– Разумеется, нет. Уверена, это из серии держать врагов ближе, и все такое. Зато она отдала мне билеты. Удивительно будет, если в конечном итоге мы станем друзьями? Не прям друзьями-друзьями, конечно, но, может быть, сможем находиться в одной комнате, не излучая ненависть.

Округлив глаза, Пайпер вместе с креслом резко разворачивается спиной ко мне.

– Видишь?

– Что?

– Нож.

Я разворачиваю кресло обратно.

– Слишком драматично? Вы раньше дружили, не может ведь она быть такой уж плохой.

Обычная ухмылка Пайпер исчезает, и она наклоняется ближе ко мне, чтобы нас не услышала доктор Лейн, раскладывающая закуски.