жилки на желтых белках, косина ставшего чуть не вертикально полосатого галстука бабочкой. Я сказал: — Вряд ли вам захочется, чтобы этот важный иностранный гость наткнулся здесь на труп белого. Как бы это не отразилось на ваших делах.

— Последнее можно устроить… — высказал он суровую истину, и вдруг странная улыбка рассекла его лицо, точно трещина в цементном полу того самого катка, — улыбка любезная, даже угодливая. Он встал, а я оглянулся на стук двери позади и увидел Тин-Тин, всю в белом и тоже улыбающуюся — скромно, как невеста у входа в церковь. Но Конкассер и Тин-Тин улыбались не друг другу, их улыбки были предназначены важному гостю, под руку с которым она появилась в зале. Это был мистер Джонс.

4

— Джонс! — воскликнул я. Следы сражения еще не исчезли с его лица, но теперь все они были аккуратно заклеены липким пластырем.

— Неужели это вы, Браун! — сказал Джонс. Он подошел к нашему столику и горячо пожал мне руку. — Как приятно лицезреть старого друга! — сказал он, точно мы сошлись с ним на встрече ветеранов-однополчан, не видавшихся с предпоследней войны.

— Вы только вчера меня лицезрели, — сказал я и заметил, что Джонс смутился, но так, самую малость: все неприятное скатывало с Джонса, как с гуся вода. Он пояснил капитану Конкассеру: — Мы с мистером Брауном товарищи по плаванию на «Медее». А как поживает мистер Смит?

— Да, в общем, так же, как вчера, когда он приходил к вам. Он о вас очень беспокоится.

— Обо мне? Но почему? — Он сказал: — Простите. Я не представил вам мою юную приятельницу.

— Мы с Тин-Тин давние знакомые.

— Чудесно, чудесно! Садитесь, милочка, сейчас мы все поднимем бокалы. — Он подвинул ей стул, потом взял меня за локоть, отвел в сторону и сказал вполголоса: — Знаете, та история уже дело прошлое.

— Очень рад, что вы из нее благополучно выпутались.

Пояснение было несколько туманное:

— Письмо помогло. Я на это и рассчитывал и, собственно, не очень-то беспокоился. Недоразумение и с той и с другой стороны, но мне бы не хотелось, чтобы здешние дамы знали про это.

— Они бы вам посочувствовали. А он разве не знает?

— Конечно, знает, но его обязали молчать. Завтра я бы вам все рассказал, а сегодня ужасно захотелось побаловаться немножко. Так вы знакомы с Тин-Тин?

— Да.

— Очаровательная девушка. Я рад, что остановил свой выбор на ней. Капитан подсовывал мне вон ту, с цветком.

— Вряд ли вы обнаружили бы существенную разницу между ними. Мамаша Катрин обслуживает гурманов. А что у вас общего с ним?

— Есть одно дельце.

— Неужели строительство катка?

— Нет. Какого катка?

— Будьте осторожны, Джонс. Он опасный.

— Не беспокойтесь обо мне, — сказал Джонс, — я понимаю что к чему. — Мимо нас прошла мамаша Катрин; на подносе у нее стоял ром и бутылка фруктовой, вероятно, последняя, и Джонс схватил себе стакан. — Завтра мне подыщут машину. Когда получу ее, заеду к вам. — Он помахал Тин-Тин, а капитану крикнул «салют». — Мне здесь понравилось, — сказал он. — Я, что называется, приземлился на три точки.

Я вышел из зала, чувствуя во рту приторный вкус фруктовой воды, и по дороге тряхнул часового за плечо — почему не оказать услугу человеку? Потом ощупью прошел мимо джипа к своей машине и, услышав сзади чьи-то шаги, вильнул в сторону. Уж не капитан ли решил отстоять честь своего катка? Но это была всего лишь Тин-Тин.

Она сказала:

— Я наврала им, что мне надо пи-пи.

— Как живешь, Тин-Тин?

— Очень хорошо, а ты?

— Ça marche [31].

— Давай побудем немножко в твоей машине. Они скоро уедут. Англичанин tout-a-fait épuisé [32].

— Не сомневаюсь, но я устал. Мне пора. Тин-Тин, этот англичанин хорошо с тобой обращался?

— Да, да. Он мне понравился. Он мне очень понравился.

— Что же тебе в нем так понравилось?

— Он рассмешил меня, — сказала она.

Эту фразу мне пришлось услышать потом при других обстоятельствах, прискорбных для меня. Многим хитростям я научился за свою бестолковую жизнь, а вот смешить людей не умею.

Часть II

Глава первая

1

На какое-то время Джонс исчез из моего поля зрения — сгинул, подобно телу бывшего министра социального благосостояния. Что сталось с трупом, так никто и не узнал, хотя Кандидат в президенты предпринял не одну попытку добраться до истины. Он проник в канцелярию нового министра, где его приняли без всяких проволочек и чрезвычайно любезно. Крошка Пьер успел сделать все от него зависящее, чтобы утвердить за мистером Смитом славу «конкурента Трумэна», а о Трумэне новый министр был наслышан.

Он оказался человеком приземистым, тучным и почему-то носил значок американского студенческого общества на лацкане; зубы у него — очень крупные, белые и редкие — были похожи на надгробные памятники, предназначавшиеся для более обширного кладбища. Странным запахом несло через стол, будто одна могила так и осталась разверстой. Я сопровождал мистера Смита, на случай если понадобится переводчик, но вновь назначенный министр свободно говорил по-английски с легким американским акцентом, в какой-то степени оправдывающим наличие значка. (Позднее я узнал, что он служил некоторое время в американском посольстве в качестве рассыльного. Такая карьера могла бы являть редчайший пример заслуженного должностного продвижения, если б не тот промежуток, когда он был правой рукой шефа тонтон-макутов, полковника Грасиа, известного под кличкой Жирный Грасиа.)

Мистер Смит выразил сожаление, что вручает письмо, адресованное доктору Филипо.

— Бедняга Филипо! — сказал министр, и я подумал, что, может быть, нам наконец-то сообщат официальную версию причин его смерти.

— Что с ним случилось? — с восхитившей меня прямотой спросил мистер Смит.

— Этого мы, вероятно, так никогда и не узнаем. Человек он был странный, замкнутый, и должен вам признаться, профессор, отчетность у него оставляла желать лучшего. Эта история с водопроводной колонкой на улице Дезэ…

— Вы хотите сказать, что он покончил с собой? — Я недооценивал мистера Смита. Ради благого дела этот человек мог пойти и на хитрость, и сейчас он не хотел открывать свои карты раньше времени.

— Может быть, а может, стал жертвой народного гнева. У нас, у гаитян, профессор, существуют свои способы расправы с тиранами.

— Разве доктор Филипо был тираном?

— Люди, проживающие на улице Дезэ, жестоко обманулись в своих надеждах на то, что им проведут воду.

— Значит, теперь колонка будет действовать? — спросил я.

— Это одна из моих первоочередных задач. — Он повел рукой, показывая назад, на ящики картотеки. — Но, как видите, забот у меня много.

Я заметил, что железные ручки у многих его «забот»