— Письмо — детали, но в целом — да, — он даже кивнул. Словно все, что он говорил, было нормальным.

— Почему?

— Ради твоей безопасности.

— С моей безопасностью все в порядке, — я начала злиться.

— Если бы с твоей безопасностью все было в порядке, я бы не стал тебя чарами выманивать из постели, чтобы поговорить! — и парень, кажется, тоже был раздражен.

— Что ты, прости, сделал?!

— Да, я направил в твою сторону поток, который возбудил в тебе желание выйти на улицу. Но только для того, чтобы поговорить.

— Так вот о какой безопасности ты говорил? — я чуть ли не прошипела. Меня задевало то, что я даже не почувствовала чужое вмешательство!

— Ева, — Ворон выдохнул, — тебе не рады во дворце, ты ведь и сама это понимаешь.

— Во дворце моя семья, — безапелляционно ответила я. — И они мне рады!

— Многие тебе совсем не добра желают, — тихо проговорил Ворон. — И это ты тоже понимаешь где-то в глубине души.

— Кто ты такой?! Кто ты такой, чтобы так говорить? — удушливой волной нахлынула злость. Я чувствовала ее каждой частичкой тела. Меня раздражало поведение Ворона. Я почти физически ощущала, как во время этого разговора между нами вырастала толстая ледяная стена. Стена, которую будет слишком сложно разрушить. И первый ее кирпичик строился на том, что я перестала доверять этому парню.

— Ева, послушай, — Ворон взял меня за руку, пытаясь что-то объяснить, но я выдернула ладонь и развернулась. Направилась в сторону холла. Не хочу слушать! Не желаю! Особенно от человека, о котором толком ничего не знаю!

Сначала он что-то кричал вслед, но я не слушала. Пыталась побороть комок, возникший в горле. А потом — только тишина и трели ночных птиц.

Длинный стол, заставленный сотнями разных блюд. И куропатки под клюквенным соусом, и пироги со свининой, и рыба… — этим можно было бы накормить не одну деревню. Но нет — после нашего ужина все эти яства отправятся в лучшем случае в дома слуг и поваров, в худшем — на выброс.

Столовая для семейного ужина была залита мягким желтым светом. На столе разместили магические свечи с танцующим пламенем. Но даже это завораживающее зрелище не помогало мне избавиться от раздражения.

Отец сидел сбоку от меня, он молча ел, не обращая почти никакого внимания ни на расспросы матушки, разместившейся напротив меня, ни на шутки Софины, устроившейся с противоположной от него стороны.

— И что, неужели тебе пришло только двадцать приглашений на бал, посвященный ритуалу? — хихикала сестра, потягивая игристое вино из высокого бокала.

— Я была слишком занята делами, чтобы считать их точное количество, — привычно огрызнулась я.

— Это какими делами? Пыталась сдать экзамены? — поинтересовалась Софина. — Когда я училась на первом курсе, у меня даже проблемы не было с теми дисциплинами. Я их сдала играючи.

— Быть может, если бы я с детства практиковалась в магии, это мне тоже не доставило бы никаких хлопот? — не выдержала я.

Софина промолчала. Лишь хмыкнула в бокал и окинула меня оценивающим взглядом.

— Как ты могла получить конверт? — теперь настала очередь матушки действовать мне на нервы. В этот раз обет молчания дала я. Исключительно по той причине, что хамство по отношению к королеве могло обернуться куда более плачевными последствиями, чем хамство по отношению к первой принцессе.

— То есть ты всерьез пошла на бал с этим чудаком Натаниэлем? — сестра не унималась. — Очень хорошо его помню, дерганый такой. Все за мной пытался увиваться. Но, видимо, после поражения решил хоть за тобой приударить.

Слова Софины задели, но я постаралась не подать вида. Неужели и правда Натан за ней ухаживал?

Мне очень хотелось встать, сообщить всем, что я наелась, и отправиться в свои покои. Поток бесполезных, на мой взгляд, вопросов только увеличивался. Складывалось впечатление, что матушка с Софиной попросту пытаются меня уязвить. Волей-неволей вспоминались слова Ворона, но это делало лишь больнее. Все, о чем он говорил, скорее всего, чистая правда. Безусловно. Но слышать ее от него почти невыносимо. Словно искусственно созданный оплот спокойствия подвергается нападению, рушатся стены, мосты, которые я сама пыталась возвести тысячи раз. Нет, я не могла ему позволить разрушить тот лживый мир, в который мне так хотелось верить. В котором мне так хотелось жить.

— Натаниэль мне очень помог освоиться, — словно ни в чем не бывало ответила я. — Во многих чарах удалось разобраться благодаря его помощи.

Говорила, а сама тем временем из-под ресниц наблюдала за реакцией отца. Тот в своей обычной спокойной манере продолжал трапезничать. Когда он мне сообщит «радостную» весть по поводу единственного оставшегося в моем списке жениха? И изменит ли его решение то, что Натан помогает мне разобраться в магии? Или… Или я делаю только хуже?

— Очень жаль, что тебе приходится прибегать к помощи всякого… отребья, — выплюнула Софина. А следом елейно протянула: — Натаниэль Дер Сироль Ленобль перед королем танцует пасодобль.

— Софина, дорогая, мне кажется, что поэзия — это не самое твое большое достоинство, — холодно выдала я.

— Евалия, милая, мне кажется, магия — это не твое, — в тон мне ответила сестра. — Может, оставишь академию Лакрес? И не будешь позорить нашу семью?

— Может, откажешься от трона? И не будешь позорить наше королевство? — слова вылетели прежде, чем я сообразила, что именно ляпнула. И если раньше после подобной фразы я бы даже внимания не обратила на странный взгляд сестры, то сейчас слишком хорошо понимала его природу.

— Считаешь, что достойнее меня? — едко спросила Софина, склонив голову набок. Ее движения были плавными, как у кошки, но внушали страх — словно она была настоящим хищником.

— Я не считаю себя достойнее тебя, — как можно спокойнее ответила я, отводя взгляд от сестры. Причем даже не соврала. При всех наших с Софиной трениях я правда считала ее достойной короны. Хорошо знала, что она много времени проводит с отцом для того, чтобы потом с легкостью принять бразды правления. И он, в свою очередь, посвящает ее во все тонкости — что, я считаю, исключительно положительно повлияет на ее правление в будущем.

Кстати!

— Отец, — я переключилась на другую тему, менее опасную. — Скажи, пожалуйста, а село Курц, располагающееся рядом с академией, — это ведь твои территории?

— Мои, — на мгновение задумавшись, ответил он.

— Отец, у них был очень неурожайный год. Надо бы что-то…

— За столом мы о делах не разговариваем! — отбрила меня матушка, и отец согласно кивнул. Я осеклась. Не только из-за того, что мне заткнули рот, но и из-за того, что есть после известия о том, что кто-то голодает… Неужели мои родные намного черствее, чем я думала?