– Нет, – прошептал Олег, – все, конец, ребята, насквозьпрожгло. Слушайте внимательно. Ты, Юрка, возьми на память обо мне кожануюфляжку, знаю, она тебе нравится… Ленинид пусть забирает костюм, брюки ушьет, ихорошо. Тебе, Филя, портсигар, серебряный, там, правда, написано «Куприну оттоварищей по работе», ну да ерунда. Вилка, дорогой, мраморный памятник мне неставь… Очень накладно, лучше мою зарплату себе на пальто потрать!

– На твою получку памятник ни за что не соорудить, –вмешалась Лерка, – даже на табличку не хватит! И пальто не приобрести, развеодин рукав…

– Даже сейчас, когда я умираю, вы со мной спорите, –прошептал Олег, – жестокие, злые люди…

Тут раздался требовательный звонок, и в спальню вошли двеженщины, одна лет тридцати, другая на пороге пятидесяти.

– Что у нас тут? – поинтересовалась молодая.

Мы начали хором излагать события.

Докторица поморщилась:

– Один кто-нибудь!

– Давай ты, Филя, – велела Лерка. – Все-таки медик.

– Вы врач? – спросила девушка, окидывая мужика взглядом.

– Ветеринар, – пояснила Тома.

При этих словах Дюшка, сидевшая до сих пор тише мышки,неожиданно подняла вверх морду и завыла. – Вот, – закатил глаза Олег, – вот,даже животное чует мою скорую кончину, а вы, как все бабы, вместо того, чтобыначать работать, человека спасать, языком чешете!

– Уберите собаку! – рявкнула пожилая.

– Анна Ивановна, – железным тоном велела доктор, – готовьэлектрокардиограмму, посмотрим.

Женщина принялись споро делать свое дело – мерить давление инавешивать на Олега резиновые груши. Через несколько минут стало ясно: сердцеработает, как часы.

– Так, – протянула врач, протирая стетоскоп, – садитесь.

– Но очень жжет в спине, – начал сопротивляться муж.

– Быстро сесть, – велела докторша, – не мешайте осмотру,больной!

Олег покорно приподнялся. Врач задрала майку, глянула наспину муженька, потом резко спросила:

– Ну и что, тут болит, да? Жжет, говоришь?

– Да, – застонал Куприн, – ой, ой, что вы делаете, кожусдираете, о, я сейчас умру.

– Сиди молча, – гаркнула девица, и я увидела у нее в рукахкусок клеенки.

– Что это? – изумленно спросила Тома.

– Перцовый пластырь, – ответила эскулапша, – наклеил себе наспину, а потом забыл. Ясное дело, жжется! Ох уж эти мужики, никакого терпения!Такую бучу поднял! Тебе бы хоть раз аборт сделать!

– Или брови пощипать, – подхватила фельдшерица, – это толькомы, бабы, с температурой по магазинам мечемся. У мужиков же тридцать семьслучится, и все, караул! Пластырь! Тьфу! Почему вы ему на спину сами непосмотрели, а? Зачем нас от дела оторвали? Может, сейчас кто и впрямьзагибается, а мы тут с вами балду гоняем!

– Так до сих пор жжет, – тихо сообщил Куприн.

– Ясное дело, – ухмыльнулась Анна Ивановна, – помажьте кожу«Детским кремом», к утру пройдет.

Семен протянул медикам пятьсот рублей:

– Уж извините, девочки!

Дамы подобрели:

– Чего там, еще не то случается, ну ладно, не болейте.

Лязгая железным чемоданом, они ушли.

– Да кто тебе прилепил пластырь на спину? – взвилась я.

– Юрка, – печально ответил Олег.

– Зачем?!!

– Мы сейф перетаскивали из кабинета в кабинет, – принялсякаяться мужик, – ну у меня поясницу и заломило. А Юрка посоветовал «перцовку».Да сами у него спросите…

Мы повернулись и увидели, что Юрасик, справедливопредполагающий, какая буря сейчас снесет его голову, предпочел потихонькуудалиться.

– Но как можно было про него забыть, – недоумевал Филя, –как?

– Так он не действовал вначале, – чуть ли не со слезамиответил Куприн, – только ночью начал печь… Вот у меня и выпало из головы.Знаете, как было больно, думал, умру.

– Эх, – вздохнул Филя, – не иметь мне твой портсигарчик вближайшее время.

Олег промолчал, все побрели на свои места. Я влезла вледяную кровать и устало закрыла глаза. Надо обязательно узнать у Акима, что залекарство он пьет на ночь. Я тоже хочу спать без эмоций до утра.

Утром я проснулась оттого, что совсем замерзла. Скосивглаза, увидела пустую правую половину кровати. Значит, наш умирающий ушел наработу. Через секунду до меня дошло, что ногам не только отчаянно холодно, но имокро.

Сев, я посмотрела на кровать. Так, понятно, бутылка сгорячей водой, призванная вчера служить грелкой, остыла, пробка открутилась, итеперь на матрасе лужа!

Чертыхаясь, я оттащила одеяло и простыню в ванную, развесилаих на веревках, потом пошла на кухню и внезапно поняла, что нахожусь домасовсем-совсем одна. На вешалке в прихожей не было верхней одежды, а внизу невалялись ботинки.

Вне себя от радости я спокойно помылась в ванной, не боясь,что кто-нибудь начнет ломиться в дверь с воплем:

– Вилка, пусти, опаздываю.

Затем вышла, заварила чай, слопала кучу бутер-бродов исладко потянулась. Нет, хорошо иногда почувствовать себя одинокой и незамужнейдамой. Блаженное настроение длилось недолго, взяв телефон, я принялась за дело.Начнем с обладателя своры борзых. Думаю, отыскать его будет легко.

Наверное, удача повернулась ко мне лицом, потому что неуспела я набрать номер клуба любителей русских псовых, как приятный женскийголос пропел:

– «Элита» слушает.

– Вас беспокоит телевидение, программа «Дог-шоу».

– Очень приятно, – обрадовалась собеседница. – Чем могупомочь?

– Вот, задумали сделать передачу с борзыми, – завела я.

Женщина слушала, не прерывая. Потом сказала:

– Наши собаки живут не поодиночке, а, как правило, сворами…Пятнадцать штук, говорите? И загородный дом? Есть у нас такой владелец, только,думается, он не захочет, чтобы его телевидение снимало.

– Почему? Наша передача популярна, у нее высокий рейтинг.