— Так и есть, я живу на чердаке, но, поскольку там имеютсяокна, все называют его мансардой.

И снова лестница, узкая деревянная, и опять коридор, длинныйскрипучий, и еще одна лестница. На этот раз она пропустила его вперед, а самашла сзади, прикрывая собой тыл. Так она выразилась сама, а он подумал: “Гдеэтот тыл? И от кого надо его прикрывать?”

Теперь же, уперевшись в еще одну лестницу, он занес ногу надпервой ступенью, но она его остановила, указав на облезлую дверь:

— Нет-нет, нам сюда.

— А там что? — спросил он, кивая на лестницу.

— Там душ.

Подумав, она смущенно добавила:

— И туалет.

Он брякнул:

— Надеюсь, мне это пригодится.

Именно брякнул, потому что совсем не хотел это ей говорить.Но она не удивилась:

— Конечно-конечно, я помню что вы с дороги и мечтали о душе.

Он решил внести ясность:

— Вообще-то у меня в вашей лучшей гостинице забронированномер люкс.

— Он вам тоже сегодня понадобится, — внесла ясность она.

“Значит чаем буду напоен и вежливо выпровожен”, — с грустьюподумал он.

Поковырявшись в замке, она распахнула дверь — в нос ударилрезкий запах масляных красок.

— Я художница, — сказала она.

Он удивился:

— А как же фиалки?

— Считайте, что это хобби. Цветы я продаю себе в убыток.

— Зачем?

Она улыбнулась:

— Не сочтите меня сумасшедшей, но так хочется людям нестикрасоту, что не могу устоять перед соблазном. Я бы и даром фиалки своираздавала, но людей пугает и настораживает немотивированная щедрость.Приходится продавать.

Он восхитился:

— Вы удивительная девушка!

Ефросинья смущенно ему предложила:

— Присаживайтесь на диван, сейчас напою вас чаем из трав.

Он присел и огляделся. Комнатка была тесной и освещаласьмаленьким круглым окном. Заметив его любопытный взгляд, она пояснила:

— Я тут как в коммуналке живу. Видели сколько в коридоредверей?

— Кажется, три.

— Четыре, — уточнила она. — Четыре двери и за каждой семья.За стенкой живет охранник универмага с женой. Напротив него лифтерша с двумядетьми. Рядом с лифтершей — сторож. Он пенсионер, вдовец, живет один. Но сейчасвсе на работе. Кухня и душ у нас общие. Знаете, как в том анекдоте: баня —через дорогу раздевалка, — рассмеялась она и попросила: — Подождите секунду, якипятка принесу.

Когда она вышла, он поднялся с дивана. Его заинтересовала тачасть помещения, которая от любопытного глаза была прикрыта цветастой шторкой.Отодвинув шторку, он был поражен: там рядами и опираясь одна на другую, стояликартины. В живописи он не был силен, но и любому профану здесь было ясно, чтокартины заряжены той грандиозной силой, которой название “мастерство и талант”.

Он не мог оторвать глаз от полотен, он забыл обо всем насвете. Пришел в себя лишь когда скрипнула дверь. Он вздрогнул и оглянулся — напороге стояла улыбающаяся Ефросинья с подносом в руках.

— Простите, — смущенно промямлил он, поспешно задергиваяшторку.

— Вам не за что прощения просить, я и сама обязательно вамих показала бы, — острожно устанавливая поднос на стол, сообщила она. — Правдане все картины, а лишь те, которые нравятся мне.

— Да разве здесь может что-либо не нравится? — изумленновоскликнул он. — Вы же гений!

— Спасибо, — смутилась она, — кое-что мне действительноудалось за приличную сумму продать. В общем-то, я не бедна.

Он удивился:

— Тогда почему вы живете здесь, в универмаге?

— Потому, что универмаг и есть мой настоящий дом.

Заметив в его глазах изумление, она пояснила:

— Я же сказала вам, что кое-что из моих картин удалосьпродать очень выгодно, а в нашем городе как раз в это время случился аукцион,вот я универмаг и купила. Хочу здесь международный храм искусства создать, —мечтательно сообщила она и горько добавила: — Но пока денег нет даже напримитивный ремонт.

Он подумал: “Эта девушка настоящая или я вижу сон? Бог ейдал талант, а она щедро раздает себя людям: почти даром продает дорогие цветы,на клочке своей территории устроила коммуналку и, уверен, денег ни с кого неберет, да еще мечтает о храме искусства! Да-а, такие женщины бывают только восне!”

Его охватил страх за нее. Пока у нее все получается, ноон-то знает как не просто выжить в этом жестком мире, да еще в нашенестабильное время. Она живет не на земле — в небесах витает, в мечтах. Ха!Денег нет на ремонт! Да если с умом взяться за дело, то с одной аренды можнохорошие деньги взять. Плюс склады. Плюс реклама — народу в универмаге полно. Иэто все, не говоря о настоящем торговом бизнесе. Который, впрочем, этойдевчушке самой не поднять. Она же живет искусством.

— Хотите, я поведу вас в наш ботанический сад? — прервалаона его размышления, разливая по чашкам чай с запахом трав.

— С вами я куда угодно хочу, — просветлев, прошептал он.

Она внимательно на него посмотрела и серьезно спросила:

— Я все еще девушка вашей мечты?

Он кивнул:

— Да, но теперь еще вы будете девушкой моих грез.

Фрося умолкла и, спрятав лицо в ладони, тихонько заплакала.Я спросила:

— Что же это выходит, твой любовник, этот министр местногоназначения, тебя обольстил и метит теперь в губернаторы?

— Он мне не любовник, — пискнула Фрося. — Мы даже нецеловались.

— Якудзе видней, — заметил Евгений, намекая на то, чтоскрытничать бесполезно.

— Да ничего ему не видней, — рассердился Арнольд и давайудивлять нас осведомленностью. — Этот чинуша влюбился в художницу, но карьератаким сухарям дороже всего. Долго он здесь не пробыл, уперся к себе из нашегогорода, но затосковал. А как же, на молоденькое потянуло. Начал художнице частозвонить. Кто-то из журналистов как-то прознал и тиснул статейку оромантической, страстной и тайной любви художницы и министра.

Я воззрилась на Фросю:

— Неужели так все и было?

Она, бедная, всхлипнула:

— Да, весь город читал.