Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Пойду водяного кормить, - усмехаясь нехорошо, говорил.
Совал как попало новорожденных, еще слепых цуциков в мятое цинковое ведро и плелся к своей хибаре у реки. Даже не в мешок, в ведро. И будто не слышал, как они там копошатся, попискивают.
Никому ведь не хотелось знать, что было дальше. Неприятно даже думать, правда? Вот и не думали.
А потом охотник один узнал, кого Терентьев подкармливал. Случайно. Заплыл в дальнюю запруду на лодке, а спаниель его в воду прыгнул и поплыл. Мелкий такой, молодой еще был пес. Поплыл, да не доплыл. Как дернуло его вниз, только вякнуть успел. И всосало, аж воронка образовалась. Хозяин, охотник-то, оторопел сначала, а потом стал веслом бить по воде. Стрелять боялся, вдруг пса заденет. Да кого там задевать. Некого уже. Только сам ногу в воду опустил, а снизу башка лысая, мертвечинная всплыла и пасть разинула. Еле отдернулся. Потом уж понял, что это огромный сом. Вот тебе и водяной.
Терентьев сначала в мешке этих самых цуциков топил, а потом то ли дырявый попался, то ли еще что, да только посыпались кутята в воду как есть. А уж из глубины самой гладкая, как у утопленника, синеватая, скользкая сомья башка их по одному и склевала. Терентьев тогда совсем с катушек съехал, голоса ему чудились, еще что. Вот он и вообразил, что надо водяного кормить, чтобы его самого не сожрали. Вместо себя, стало быть. И уже не из мешка, а ведрами жертву сыпал.
Отвратительный тип этот Терентьев. Повесился той зимой в своей хибаре. Якобы накануне ему из проруби, где мужики удили, знакомая мертвечинная башка стукнула. А ведь где запруда, а где прорубь! Нашел, стало быть. А сом... Что сом? Где-то рядом теперь ходит, ждет. Кто-то же его до Терентьева кормил. Ждет, кто еще кормить будет.
Нет, не поймали. Ребятишки теперь только на мелководье плещутся.
А может, это и не сом вовсе... Это ж тот охотник сказал, потом, дескать, логически додумал. Он же не Терентьев. И не приезжал к нам больше.
Не сговариваясь, мы побрели на лед. Сразу заметили прорубь, поэтому сначала для верности постучали ногами по льду у берега, по очереди придерживая друг дружку. И только потом, не выпуская из поля зрения круглое окно с темной водой, пошли по замерзшему заливу. Лед местами был совершенно прозрачный, и видно было, насколько глубоко под нами. А еще река глухо стучала снизу, ворочалась, издавая утробные глухие звуки, будто наружу пытались прорваться замерзшие утопленники, почуяв тепло человеческого тела. Замерзшие трещины пересекали лед, уходя в глубину, переплетаясь так причудливо, будто кто-то специально выдалбливал магические руны. То там, то сям замерзшие воздушные пузыри поднимались белыми столбиками к самой поверхности.
Если приглядеться, то можно было даже разглядеть в них то ли чьи-то глаза, то ли какое-то подобие рук. Конечно, это были всего лишь водоросли. Ну, я так надеялась. Толщина льда была достаточной, чтобы ничего на поверхность не могло пробиться. И никто... А если и создавалось впечатление, что некоторые скопления пузырей словно перемещались следом за нами, так это только из-за их одинаковости.
Я поежилась, но подругам моим все было нипочем. Соня принялась выписывать кренделя валенками, скользя будто на коньках. Она смешно изгибалась в своем пуховике, точнее, пыталась изогнуться, поднимая то одну, то другую ногу и изображая фигуристку. Лерка пополам от хохота складывалась, и не присоединиться к ней было невозможно.
Затем Сонька стала изображать танец маленьких лебедей (из одного лебедя), попятилась, попятилась опасно в сторону проруби, но не успели мы предостерегающе закричать, как она остановилась, нагнулась и принялась что-то рассматривать на льду. Я сначала подумала, что она тоже заметила вмерзшие перемещающиеся странности, но нет.
— Эй, смотрите! Тут что-то тащили!
Соня топталась рядом с каким-то непонятным следом невнятного цвета. И был он не подо льдом, а на поверхности. Действительно, казалось, будто от коровника в сторону залива волокли что-то объемное, мешок, что ли. Такой грязный мешок.
Мы немедленно отправились выяснять, что это было.
Какая-то вонючая шкура, вероятнее всего, коровья, но уж конечно не из известного шведского магазина, бугрилась у самой проруби, причем коровий хвост был опущен в воду, будто его снизу тянули. Полынья уже подернулась льдом, и хвост почти вмерз, ну точно как в сказке про волка и лису.
Мне почему-то живо представился дядя Гена, насмерть вмерзший, по словам Анисимовны, в лужу, и меня всю передернуло.
Бред. Анисимовна просто чокнутая старуха.
Неподалеку валялся разбитый глиняный горшок. А от проруби в сторону заброшенной фермы вели странные квадратные следы. Даже непонятно, что могло их оставить. На технику совсем не похоже, на след от обуви тем более.
— Хорошо, видать, тут Новый год отметили, — неодобрительно покачала головой Соня. — Грязнули!
— Главное, чтобы никого тут не утопили... А то как-то неприятно.
