Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно в таких случаях люди меняются, становятся недоступными, забывают старых друзей. Василий Сергеевич не изменился. Едва только попал на свою высокую должность, сразу же маму Илсы нашел, сам к ним домой приехал и принялся уговаривать перейти к нему на работу в институт. А когда узнал о травле, устроил такую жизнь недоброжелателям, что вмиг все встало на свои места. Как все сразу переменились, как все начали звонить, объясняться, говорить, что их не так поняли, приглашать к себе. Да кто к ним пойдет после всего, что было? Кто угодно, только не мама. Ее не купишь никакими благами, нужно будет помочь – поможет бесплатно, а за деньги и простуду лечить не станет.
Мамочка, ну где же ты?
Илса подошла к окну и, глядя на темную, едва освещенную редкими фонарями улицу, зябко поежилась. Тревога матери как будто передалась и ей. К сердцу подступил необъяснимый страх, Илса вздрогнула. За ее спиной как будто что-то зашуршало, но повернуться и посмотреть, что там, не хватало решимости.
Вцепившись в подоконник так, что заломило в суставах, девушка продолжала вглядываться в темень улицы, словно спасение могло прийти лишь оттуда.
«Мама, где же ты»? – мысленно закричала она. И вдруг почувствовала затылком чей-то жесткий, холодный взгляд. Илса непроизвольно вскинула глаза и… Боже, что это? В оконном стекле она увидела отражение того, против кого мать ее предостерегала всю жизнь!
Страшный, тяжелый взгляд светящихся красноватым внутренним светом глаз. Нависшие брови высокого, обвитого узором роговых наростов, лба и огромные перепончатые крылья раскинутые за спиной – было последним перед тем как сознание покинуло ее.
Демон, с едва слышным хлопком сложив крылья, подошел ближе, но тут же отпрянул. Для него оказалось неприятным сюрпризом, что девушка закрыта настолько мощным энергетическим коконом, что приближаться к ней ему было опасно. Не для жизни, нет, для скрытности. Еще не время людям знать, кто оказал им честь своим посещением, потому взламывать кокон не стоило. Тот, кто ставил шит, мог такое вмешательство почувствовать и поднять шум раньше времени.
Непрошеный гость внимательно посмотрел на миловидное юное лицо. Перевел взгляд ниже. Высокая грудь, тонкая талия, стройные ноги… Хороша, ничего не скажешь, в людском понимании конечно. Ну так и служить она будет земному воплощению Властелина!
* * *
Доклад об появлении Чернова в сауне начальству было доложено немедленно. Милиционеры больше не хотели рисковать и брать ответственность на себя. Начальство приказало взять заведение под наблюдение и ждать старшего следователя Малышева. Был также вызван московский СОБР.
Малышева известие об обнаружении разыскиваемого преступника весьма обрадовало. Появилась уважительная причина покинуть место бойни в квартире Сурковых. От страшного запаха смерти ему было по-настоящему плохо, и только опасение, что кто-то из глазастых оперов заметит его слабость, удерживало следователя на месте трагедии.
Глотова он нашел внизу. Фээсбэшник сидел на лавочке и смотрел на звезды. Тоже мне время нашел.
– Мечтаешь? – саркастически процедил следователь. – Ну конечно, грязную работу должны делать менты, а ФСБ, белая кость, подключится, лишь когда…
– Слышь, следак, кончай, – перебил его Глотов. – Хреново мне просто там стало. Тебя там вырвало, а я не решился, вот и убежал! Но до улицы не донес, в лифте все оставил! Вот уж уборщице счастья подвалило, мало весь подъезд облевали, так еще меня в лифте вывернуло!
– Да? – удивился Малышев. – Приятно слышать, что и супермены испытывают эмоции, бывают слабыми и чувствительными. А то все «старший брат» да «старший брат». А у меня новости.
Глотов вопросительно посмотрел на следователя.
– Ну?
– Земля докладывает, нашли вашего Чернова. И опять упустили. Только подельники его остались. Я вызвал машину, сейчас поедем туда. Правда, собровцы поломали их там порядком. И, черти, говорят, что это не они, а Чернов тех избил. Комики, а то будто никто не знает, что после СОБРа остается. Ладно, на месте посмотрим. Да, забыл сказать, Порывайко поедет с нами.
– Знаешь, вот сижу я тут и думаю, что мы в этом деле что-то упускаем, что-то недопонимаем, – заговорил Глотов, решивший не обращать внимания на подначки следователя прокуратуры. Он хорошо понимал, что Малышев испытал там, наверху, в квартире адвоката, захотелось как-то его отвлечь. – Понимаешь, мы целый день только и делали, что слушали друзей Чернова. И никто, ни один из них, понимаешь, ни единый человек не сказал о нем ни одного плохого слова. Хорошо, допустим, обманул он всех, хотя, поверь, такого не бывает, гниль всегда вылезет, но да ладно, я не о том. Вот скажи, зачем ему было убивать Акопян? Парень видный, красивый, не пьет, да любая девушка сама к нему в постель прыгнет! Что, кстати, и подтвердили те, кто был на дне рождения. По их словам выходит, что скорее Акопян была готова изнасиловать Чернова, чем он ее.
– Да? – Малышев скривился. После рвоты у него был отвратительный вкус во рту, и он старался не поворачиваться к фээсбэшнику, боясь, что тот почувствует неприятный запах. – А почему ты не допускаешь, что Акопян просто продинамила Чернова? Поигралась, завела, а потом сказала «нет». Может такое быть? А? Тот со злости изнасиловал ее, а потом, чтобы скрыть преступление, убил.
– Слава, да я все допускаю! Все! Вот только скажи честно, ты веришь, что ваши опера не били парня? – Глотов давно хотел задать этот вопрос, да все не решался. – После того, как они увидели, что осталось от Акопян, после того, как Чернов оказал сопротивление? Да они просто так бы его били, по привычке, по неумению работать по-другому. Не говоря уже о том, что им пришлось увидеть! Да и сам он парень крепкий, по рожам оперов видно, что им тоже досталось при задержании. Так что били они Чернова, били, в этом у меня лично, сомнений нет. Ну не могут ваши люди работать иными методами. Контингент не тот.
– Ну, это еще доказать нужно, – вступился за честь мундира Малышев. – Мало ли что говорят. Это у вас одни гении!
– Слава, да не обвиняю я никого. Просто хочу, чтобы ты понял мою мысль! Да, есть в этом парне странное! Клинки, ножи, секиры… Хотя кто из нас не любит оружие? А еще эти рисунки, про них все говорят, сам я их еще не видел, но слышал, что это