А что получалось? А ничего! Его дело вовсе сторона, ни на какие вопросы он отвечать не станет. И против себя свидетельствовать тоже. Ведь только рот открой, что он в тот вечер мусор вышел вынести и на девку ту нарвался, сразу на него убийство старухи повесят. Не на нее же?! Нет, конечно…

Звонок в дверь был даже не неожиданным. Он был страшным для него. Не иначе снова по его душу явился тот противный мент. А кому еще-то? Дочка на дне рождении у друзей, сказала, что там и заночует, ехать-то через весь город. Да и ключи свои у нее имелись. Жена в ночную смену ушла. В гости к ним никто не захаживал. Да и время больно для гостей неподходящее, десятый час ночи.

– Кто?! – рявкнул Мосин из-за двери, поигрывая в руке тяжелой фарфоровой кружкой. – Чё надо?!

Чай он пил до того, как звонок в дверь раздался. Крепкий горячий чай с шоколадными пряниками, которые он страсть как любил.

– Степан Васильевич? – окликнул из-за двери незнакомый мужской голос. – Я Карпов. Глеб Карпов, зять покойной вашей соседки.

– И чё?!

Мосину сделалось плохо. Вот оно, начинается! Сначала мент сам к нему приставал, теперь по его следу родню погибшей бабки пустил. Сейчас станет ныть и канючить, в глаза смотреть и в душе ковыряться.

Карпова этого Мосин из окна не раз видел. Только, правда, не понял пока про него ничего. Сначала все с женой и сыном в гости к теще ездил. Раз в неделю всегда. А теперь, после того как тещи не стало, он вдруг на третьем этаже у девки молодой и холостой поселился. Непонятно как-то…

– Разговор есть! – проявлял настойчивость из-за двери Карпов. – Впустите, Степан Васильевич, я недолго.

Мосин с сожалением заглянул в кружку. Поблаженничать теперь с шоколадными пряниками не удастся, да и чай остыл. Прохладный он не пил.

– Ну! – открыв дверь, Степан Васильевич глянул на Глеба недобро. – Что за разговор-то?

– Можно войти? – Карпов сделал шаг вперед. – Не на лестнице же говорить станем!

– Вошел уже! – фыркнул со злостью Мосин и шагнул в сторону.

В комнату он гостя не повел. Много чести. Это менту он хамить не мог да дверь перед носом закрывать, а этот и в кухне на табуретке хорош будет.

– Вы меня, ради бога, извините. Я ведь не только к вам, ко всем в подъезде хожу.

– С целью?

Мосин поставил чашку в раковину, но мыть не стал, не привык спиной к незнакомым людям стоять. Сел напротив Карпова за стол, одобрительно отметив, что тот лапищи на стол не кладет, на коленках их держит. Оно и правильно. Люди есть за стол, между прочим, садятся. Хлеб на него кладут!

А этот мент, гад щербатый, как зашел, сразу кепку свою вонючую на стол швырнул. Типа, что хочет, то и ворочает. И курил в доме нещадно. Мосин потом еле выветрил вонь от его сигарет дешевых.

– Тещу мою убили, Наталью Ивановну, если вы знаете, – пояснил Карпов.

– А ты теперь убиваешься по теще-то? – с недоверчивым смешком поинтересовался Мосин. – От того, что по теще убиваешься, к ее соседке и переехал?

– Ну, ты, блин… – Глеб не хотел, а рассмеялся, и головой замотал, и руку неожиданно протянул Мосину. – Ну, ты молоток, мужик!

Мосин пожал протянутую ладонь осторожно. Брататься, что ли, с ним от удачной шутки?! Еще чего!

– Убиваться мне по ней нечего, – вдруг признался откровенно Глеб. – Сука старая мне всю кровь выпила!

– О как! – присвистнул Мосин, глянув на Карпова исподлобья чуть внимательнее.

Вроде не врал. Морда будто порядочная, глаза не шальные, не прячет их. Да и кто станет врать-то таким образом. Сам себя будто подставляет.

И словно услыхав его мысли на свой счет, Глеб без утайки сказал:

– Так и после смерти своей неожиданной она продолжает кровь из меня пить, Степан Васильевич, тонкой соломинкой.

– Как это? – спросил просто так, не дурак, догадался, куда тот клонит.

– А так, что меня обвиняют в ее смерти! Будто это я ее в сердцах приложил! – воскликнул Карпов с горечью. – Я в тот вечер как раз тут отирался.

– К соседке? – догадливо хмыкнул Мосин.

– К ней приезжал.

– Кто же тебя срисовал-то? – внезапно заинтересовался Степан Васильевич.

– Срисовал-то… А Гена Сошкин, тот, что этажом ниже тебя живет. В подъезде на выходе мы с ним столкнулись. Вот он и…

– И заложил тебя, – закончил за Карпова Мосин. – Красавец! А может, это он и приложил бабушку? Сам приложил, а на тебя свалил?

– У него мотива нет, а у меня был. Да еще какой! – Глеб поскреб подбородок. – Вот и хожу теперь, как дурак, по квартирам, ищу возможных свидетелей.

– Свидетелей чего?

Мосин нахмурился, задумавшись.

С одной стороны, мужик вроде нормальный, Карпов этот. И помочь можно. А с другой – как бы себе во вред благодеяния свои не обернуть.

– Понимаешь, Васильич. – Глеб шлепнул себя по коленкам. – Никто ничего не видел! Меня так увидали, а больше никого! Но кого-то эта старая фря впустила к себе. Замок взломан не был. Соседи слышали, как теща сама кому-то открыла дверь и с кем-то разговаривала, даже по имени будто бы окликала. А кого?!

– А как она померла-то? – Мосин спрятал взгляд, принявшись рассматривать свои заскорузлые ладони. – Как убили-то тещу твою?

– Ее сильно по голове ударили тяжелым тупым предметом, и она померла от потери крови. Старая все же. Молодая, может, и выжила бы. Никто ничего не слыхал! И это в воскресенье, когда все дома, – продолжал сокрушаться Глеб, не забывая внимательно поглядывать на Мосина.

Казалось ему или в самом деле мужик что-то знал? Как хочешь, так и назови странное чувство, теребящее Карпова. Будто щекотал кто-то в темечке всякий раз, как он Степану Васильевичу в глаза заглядывал. Будто шторками тот от него занавешивался. Пытается что-то скрыть или жизнь научила не откровенничать?

– Люди боятся рот открыть, а мне срок реальный корячиться! – решил он использовать последний довод, Мосин так и не открыл рта. – За хрена мне за кого-то сидеть, а?! Степан, ты же обычно по воскресеньям мусор вечером выносишь…

– Это-то тебе кто доложил?! – сразу ощетинился Степан Васильевич. – Сорока на хвосте принесла?!

– Так Кристина сказала, – нехотя признался Глеб. – Она на балконе вечерами часто воздухом дышит, кофе пьет, вот и видела тебя не раз.

– И в то воскресенье прямо меня видела?

– Да нет, врать не стану. В то воскресенье не видела, дома ее не было, я же говорил. Понимаешь, какое дело… Ты, может, и видел что, а значения этому не придал. Для тебя это может показаться неважным, второстепенным, а на самом деле…

– Баба туда входила, – с трудом выдавил из себя Мосин, мысленно ругая свою человечность, заставившую его сознаться. – Только под протокол ни слова не скажу, так и знай! Мне своих протоколов хватило на всю жизнь, чтобы я еще из-за тебя какие-то бумаги подмахивал. Разбирайтесь, как знаете! Скажу только на словах, и все!