– Ты сама знаешь, чего боишься: когда пенис мужчины набухает, мышцы напрягаются и становятся видны кровеносные сосуды. То же самое происходит и с тобой: к внешним половым губам приливает кровь. Твоя гемофобия – это подавленный страх секса.

Анни тогда было пятнадцать лет, она еще никогда, ни при каких обстоятельствах даже близко не подходила к мужскому члену. Она покраснела, щекам стало горячо. От смущения Анни не решалась поднять глаза и до конца сеанса оставалась в сильнейшем замешательстве.

Гемофобию оставили в покое. Анни, читая Фрейда, осознала важность снов и начала пересказывать психоаналитику, что принесла с собой ночь. Поначалу территория сновидений представлялась ей относительно безопасной. Но психоаналитик, похоже, уже проанализировала Анни до конца, причем обнаружила самые фантастические подтверждения своих выводов.

Однажды Анни изложила сон, действие которого происходило в больнице. Во сне ее окружали люди, из которых она знала всего одного, а именно – психиатра, которого посещала раза два в год. Психиатр разгуливал с двумя ведрами молока в руках; он спросил, не хочет ли Анни молока. Вот и весь сон.

На психоаналитика он произвел большое впечатление.

– Ты говоришь, что в ведрах было молоко, – сказала она. – А вдруг там было что-то другое?

Анни не поняла, что она имела в виду.

– Что еще бывает белым, кроме молока? – настаивала психоаналитик.

Поскольку Анни так и не поняла, о чем речь, ей прочитали еще одну лекцию о мужской сексуальности. Учитывая, что другая жидкость белого цвета – это сперма, сон более чем недвусмысленный. Анни возжелала – разумеется, подсознательно – спермы психиатра. Следовательно, она хотела переспать с ним.

– Все равно, что фильтр, в котором все становится негативом, – говорит Анни. – Особенно романтические отношения.

Вскоре любые слова Анни перестали иметь смысл. Все равно все дороги вели к фаллосу.

Ее более очевидные проблемы, от которых психоаналитик отмахивалась как от «симптомов», усугубились до такой степени, что девушке стало трудно выходить из дома. Поэтому первые два года обучения в университете прошли плохо. Анни перестала ездить на автобусе и в метро и начала пропускать психотерапевтические сессии. Это побудило психоаналитика предположить, что передвигаться по городу можно и на велосипеде.

Анни объяснила, что вид транспорта для нее не имеет значения, она боится покидать дом, потому что другие могут увидеть, что она сумасшедшая, потому что ее может накрыть паническая атака и она застрянет на месте. Если бы она могла, она бы с удовольствием села на велосипед. В детстве она очень любила кататься на велосипеде, но теперь это невозможно.

У психоаналитика нашлось другое объяснение нежеланию Анни садиться на велосипед. У велосипеда есть седло, а под ним – подседельный штырь. Наверняка этот штырь, расположенный столь замысловатым образом, и служит предметом волнения Анни?

После семи лет психоанализа у Анни начались проблемы со сном. Она просыпалась с сильным сердцебиением, ее мучили кошмары. И это – ее молодость? Время, в которое ее сверстники жгли, веселились и брали от жизни все? Родители помогли Анни добраться до библиотеки, где она взяла книги о разных видах терапии. Рассказ об этом вызвал у психоаналитика недовольство. Работает только психоанализ, все остальное – шарлатанство.

Вскоре психоаналитик представила свое объяснение тому, что Анни не хочет выходить из дома.

– Тебе трудно передвигаться за пределами дома, но не только потому, что ты боишься собственной сексуальности и не хочешь приближаться к парням. Твоя мать вернулась на работу, и теперь ты пытаешься заменить ее, оставаясь рядом с отцом.

Начался самый мрачный период в жизни Анни. Ее переполняла ненависть к себе. Анни не решалась смотреть отцу в глаза. Она старалась не прикасаться к шариковым ручкам, старалась не смотреть на висевший в прихожей постер с изображением длинной космической ракеты. Куда бы Анни ни обратила взгляд, везде она видела мужские гениталии, и это вызывало у нее тревогу.

Похоже, психоаналитик была права с самого начала[299].

Что внутри

Во время экспедиций в узбекские горные кишлаки, имевших место в 1930-е годы, советский психолог Александр Лурия исследовал не только то, как условия жизни, далекие от современных, влияют на склонность людей к контрафактному мылшению. Примерно пятьдесят интервью посвящены попыткам выяснить, как дехкане видят сами себя – каковы их способности к самоанализу.

С теми, кто немного умел читать, беседы оказывались более или менее предсказуемыми. Лурия мог обсудить со своими собеседниками, что они чувствуют: радуются, тревожатся, говорят искренне или вот-вот разозлятся. А вот когда дело касалось неграмотных, Лурии было сложно вывести крестьян на тему беседы: «Как правило, они либо отказывались назвать свои положительные или отрицательные качества, либо же сводили вопрос к описанию конкретных, материальных аспектов их жизни»[300].

Разговор с Нурмат, 18-летней крестьянкой, происходил следующим образом:

ЛУРИЯ: Какие недостатки ты знаешь у себя, что в себе хотела бы исправить?

НУРМАТ: … Что ж у меня?.. Вот платье у меня только одно и два халата, вот и все наши недостатки.

ЛУРИЯ: Нет, я не про это спрашиваю! Ты мне скажи, какой ты человек сейчас и каким бы хотела быть. Наверное, есть какая-нибудь разница?

НУРМАТ: Я хочу быть хорошей, а сейчас я плохая, у меня одежды мало, нельзя в чужом кишлаке так ходить.

ЛУРИЯ: А что значит «быть хорошей»?

НУРМАТ: Это – чтоб больше одежды было[301].

В тех случаях, когда крестьяне определяли себя не через свое материальное положение, они описывали свой характер, исходя из поведения. Вот, например, беседа с 55-летним дехканином Ширалом:

ЛУРИЯ: Как ты думаешь, люди все одинаковые или разные?

ШИРАЛ: Нет, не одинаковые. Вот (показывает на пальцы руки), все разные: вот бай, вот батрак.

ЛУРИЯ: А ты знаешь, в чем разница между отдельными людьми, ну, например, между твоими знакомыми?

ШИРАЛ: Разницу каждый знает только сам!

ЛУРИЯ: Ну, а по характеру ты какой? Опиши свой характер!

ШИРАЛ: У меня характер очень добродушный. Если даже передо мной маленький мальчик, а я ему говорю «вы», я говорю с ним вежливо…

ЛУРИЯ: Ну вот, в кишлаке есть другие люди. Ты с ними одинаковый или нет?

ШИРАЛ: У них сердце свое и разговоры другие, и они говорят другие слова.

ЛУРИЯ: Ну сравни себя с ними и опиши свой характер!

ШИРАЛ: Я добродушный человек, я разговариваю с большим человеком, как с большим, а с маленьким – как с маленьким, а со средним, как со средним… А больше я сказать ничего не могу…[302]