– Сиди, дружище, не буду тебе мешать. Теперь ты здесьхозяин, преемник Девлет-Гиреев. Только и подданные тебе под стать: мыши дагадюки.

Борис последний раз взглянул на поросшие цепким кустарникомруины и спустился к дороге. Пока он осматривал крепость, подвода, с которой онехал, ушла вперед, и пришлось ее догонять. Дорога шла вдоль Сиваша попрекрасному твердому грунту, получившемуся от смеси песка с солью. Подводыехали как по самому лучшему паркету.

– В сторону только не ходи, ваше благородие, –предупредил Бориса солдат-подводчик, – влево свернешь – засосет, вправосвернешь – утопнешь.

Такая перспектива Борису не понравилось, и он от грехаподсел на подводу.

Ровная однообразная дорога, мерный скрип телеги убаюкалиего, и он сидя задремал. Проснулся Борис уже в темноте. Подводы остановились,солдаты распрягали лошадей.

– Где мы? Приехали, что ли?

– Приехали, ваше благородие, – подводчик смотрелна Ордынцева, усмехаясь, – а ты так всю дорогу-то и проспал.

Борис спрыгнул с телеги, все тело затекло от неудобногоположения, во рту было сухо и горчило от соленой арабатской воды.

– Мы уж ехали-ехали, – говорил солдат, возясь супряжью, – только бы до деревни доехать, на косе не ночевать, – а тоуж так там нехорошо! И воды нету, и видится всякое, будто чудища какие из морявылезают. Слава Богу, дорога хорошая, добрались… Борис огляделся. Коса в этомместе расширялась, и под яркими крымскими звездами раскинулась небольшаятатарская деревушка. Аккуратные домики светились в темноте белыми стенами, одиниз них выделялся размером и опоясывающей его галереей. Около подвод суетилисьнезнакомые солдаты, выгружая снаряды, провиант, ящики с патронами.

От дома с галереей подошел невысокий круглолицый офицер спетлицами артиллериста, представился:

– Капитан Колзаков, Николай Иванович. Вы, господинпоручик, на смену Николаеву прибыли? Вы артиллерист?

– Ордынцев Борис Андреевич, – представилсяответно, – я не кадровый, несколько месяцев только в армии, но прошел отОрла с конно-горной батареей, кое-чему научился, надеюсь быть вам полезным.

– Ну, слава Богу, прислали человека. У нас здесь, вобщем-то, тихо, но красные постреливают, и мы отвечаем. Пехотинцы, те дажепочти не стреляют – бесполезно, только занимают окопы.

– Зачем же тогда прислали патроны?

– Ну, патроны лишними не будут. Потом неизвестно, какдальше боевые действия обернутся. Красных у Геническа много, всякого можноожидать. А вот снарядам я очень рад, мои почти подошли к концу.

Колзаков повел Ордынцева за собой к дому.

Большая низкая горница устлана была узорчатыми коврами, постенам развешана ярко начищенная медная посуда. На Бориса повеяло устойчивымдовоенным уютом.

Навстречу вошедшим поднялся высокий черноволосый офицер слихо закрученными усами.

– Поручик! – воскликнул он с наиграннойвеселостью. – Какая радость увидеть в этой дыре порядочного человека!Позвольте представиться – Вацлав Стасский, одного с вами чина. Прежде вАрмавирском гусарском полку служил, теперь вот в пехоту угораздило.

Борис заметил, что Колзаков со Стасским старались друг надруга не смотреть, между ними чувствовалось напряжение, в любую минуту готовоеразразиться грозой.

– Вы будете жить с нами, в этом доме, – продолжалСтасский, – больше негде. Остальные – хуже и грязнее, там живут солдаты.Здешний хозяин, Муса, переселился с женой в пристройку, дом в нашемраспоряжении, приходится соседствовать. – Поручик бросил на Колзаковапрезрительный и злой взгляд.

Борис представился новому знакомцу.

– Где прежде служили? – осведомился Стасский.

– Нигде, до всех этих беспорядков учился в Петроградена юриста, потом – помотало по всей России, а с прошлой осени – вДобровольческой армии.

– Ну что ж, хоть и из штатских, – резюмировалбывший гусар, – а все ж таки не из мужиков, – он бросил на Колзаковавыразительный взгляд, – порядочный человек, он всегда порядочным остается.

Колзаков скривился, но ничего не ответил.

Борису отвели небольшую чистую комнату. Он не хотел спать –выспался за день на телеге – и вышел на улицу.

Облокотившись на низенький глинобитный забор, он стоял исмотрел вдаль.

Азовское море лежало впереди темное и спокойное. Звездымерцали в небе, да слева, где темнел высокий берег, занятый красными, виднелисьнеясные далекие огоньки.

Рядом послышались шаги. Борис обернулся. К нему подошелСтасский, вынул портсигар, предложил Ордынцеву папиросу. Закурили.

– Не спится? – осведомился бывший гусар.

– Да, в дороге спал, и место новое… – Паршивоеместо. – Стасский помолчал, стряхнул пепел. Красная искорка прочертилатемноту, погасла на песке. – Паршивое, хуже не бывает. Заняться нечем,одно название, что фронт. Женщин нет, в карты перекинуться не с кем, поговорить– и то не с кем. Только и остается, что скверный татарский самогон.

– А с капитаном вы не в ладах? – осторожноосведомился Борис.

– С капитаном?! – вскинулся Стасский. – Дакакой он капитан? Из солдат выслужился! Пораспустили мужичье, от этого всереволюции. Я бы этих кухаркиных детей выше унтера ни за что не пускал, априходится с ним в одном доме жить, за одним столом сидеть!

Борис почувствовал себя неловко. Он торопливо докурилпапиросу, откланялся и пошел спать.

* * *

Полковник Горецкий приехал в Ялту, чтобы допросить пленныхказаков, вернувшихся от зеленых.

Казаки эти во главе со своим есаулом Осадчим три неделиназад ушли к партизанам, захватив только винтовки и немного патронов. Пулеметыони взять не смогли, но, по приказанию есаула, испортили замки: По рассказамказаков в лесу наблюдалась полная анархия, каждый партизанский отряд действовалсам по себе и подчинялся исключительно собственным командирам, которые звалисьатаманами.

Словом, по представлениям обозленных и голодных казаков,«красно-зеленые» были самыми обычными бандитами, грабили имения и экономииисключительно для того, чтобы добыть еду и одежду, а с белыми старалисьособенно не сталкиваться, потому что были плохо вооружены и не больно-то разбиралисьв военном деле.

Без продуктов и средств отряд казаков голодал девять дней,безуспешно пытаясь связаться с каким-либо партизанским руководством. Поднялсяропот, и отряд почти в полном составе, за исключением самого есаула и четверыхего единомышленников, явился в Ялту сдаваться. Есаул Осадчий тоже бы вернулся,если бы не боялся, что за переманивание отряда к партизанам его расстреляют.

По-видимому, если и было среди партизан какое-тореволюционное начальство, оно не доверяло казакам.