Вот тогда бы он сумел выдвинуться… Но оружия взять негде. Наартиллерийские склады в Севастополе нечего и соваться – опасно.

Эх, были бы деньги! У спекулянтов за большие деньги можночто угодно достать. Вагон винтовок привезут куда надо, пулеметы, хоть танканглийский! Но танк партизанам в горах без надобности… Пока он предавалсябесплодным размышлениям, его вызвали к командиру Повстанческого советскогополка товарищу Бабахану. Как видно, сочиненные Макаром воззвания сыграли своюроль, и товарищ Бабахай почувствовал к нему сильное доверие.

– Вот что, товарищ Макар, – начал Бабахан, нетратя времени даром. – Партия решила оказать тебе огромное доверие.

«Правильно начинает, – одобрил про себя Макар, –сразу о деле».

– Положение у партизан, сам знаешь, оченьсерьезное, – продолжал Бабахан. – Люди голодают, не хватает оружия,одежды и продовольствия. Кроме того, тебе, как человеку идеологическиграмотному, должно быть понятно, что пока мы не наладим в полку партийную ивоинскую дисциплину, мы не сможем успешно бороться с белыми.

«Так-так, – сообразил товарищ Макар, –упаднические настроения, не верит в партизанскую борьбу… Очень интересно!»

На лице его, однако, ничего не отразилось, он продолжалвнимательно слушать, глядя в лицо товарищу Бабахану.

– Вот поэтому я решил послать тебя к нашим через линиюфронта, – твердо продолжал Бабахан. – Человек ты по-партийномусмелый, решительный, в трудной ситуации не растеряешься. Опять же грамотный,сумеешь объяснить там ситуацию нашу. Писем никаких давать тебе не хочу – найдутеще… А на словах передай, что больше оружия необходимы нам люди – настоящиебойцы и командиры, которые разбираются в военной науке. Это очень важно, потомучто если партизан сейчас крепкой дисциплиной не повязать, то все отрядыпревратятся в банды и уйдут в горы, и станут только грабежами заниматься, воткак Серега Захарченко. Сам знаешь, как начнется разбой, так потом людей ни вкакие оглобли не ввести.

– Понимаю, – осторожно кивнул Макар.

– Вот ты это все там, в штабе фронта, и передай. Писемя писать не буду, а документ тебе за своей подписью дам, чтобы наши поверили.Фронт переходить будешь возле Геническа.

– Что в даль такую переть? – недовольно вскинулсяМакар.

– Там безопаснее. Перешейки очень охраняют, и уПерекопа, и на Чонгаре.

Значит, вот тут, – Бабахан развернул самодельнуюкарту, – у домика соляного сторожа в узком месте переправитесь черезСиваш, с тобой двое татар пойдут – Ибрагимов и Чапчакчи, надежные товарищи,опытные и местность знают. Значит, проводят они тебя потом до деревни Ак-Тыкыр,у Чапчакчи там родственники. Там пересидите день, а ночью – через промоину кГеническу, авось белые не подстрелят… – Добро! – решительно тряхнулголовой Макар, сообразив, что ему подвалила удача. – Все сделаю.

Он подумал, что Бабахан – человек конченый, потому чтотоварищ Макар, если, конечно, доберется до красных, уже не преминет рассказатьо его упаднических настроениях и неверии в партизанскую борьбу. Припомнит онБабахану его косые взгляды! И тогда посмотрим, кто где окажется… – Вот иладно, – усмехнулся Бабахан, – иди уж, да будь осторожнее, это тебене воззвания на машинке отстукивать… Макар молниеносно отвернулся, чтобыБабахан не смог прочитать на его лице что-то такое, что ему очень не понравилосьбы.

Через неделю по прибытии Бориса на стрелку разразиласьвнезапно жестокая буря. Спокойное обыкновенно Азовское море превратилось вадский котел. Волны бушевали, едва не захлестывая всю косу, ветер злобнораскачивал огромный старый орех, раскинувший свои ветви над домом Мусы, грозилсломать вековое дерево.

Находиться на позиции было невозможно и бесполезно. Стасскийкупил у татар отвратительный мутный самогон, офицеры сидели в горнице и пили,морщась и отплевываясь. Вдруг в дверь дома застучали.

– Ваши благородия! – крикнул солдат из-задвери. – Тут до вас моряки!

– Что за черт! В такую бурю, – лениво пошевелилсяСтасский.

На пороге стояли три фигуры, закутанные в плащи. Пахнуловодорослями и йодом. Одна фигура шагнула вперед, снимая плащ.

– Здравствуйте, господа! Позвольте представиться:капитан 3-го ранга Орест Николаевич Сильверсван. Это мой помощник и пассажирка.Нашу канонерку выбросило на косу, да так крепко сели, что верно и не сойдем.Так что просим приюта хотя бы на ночь.

Вошедший был крепок, высок, но, когда он снял капитанскуюфуражку, все увидели, что волосы его седые. Двигался он хоть и неторопливо, нолегко, из чего Борис заключил, что капитан далеко не старик и что седина егоявилась следствием каких-либо сильных переживаний. Второго моряка офицеры несразу разглядели, потому что, услышав, что на канонерке была пассажирка,смотрели только на женщину.

Она откинула мокрый капюшон дождевика, и Борис вздрогнул.Лицо женщины показалось ему незнакомым, но этот жест, когда она качнулаголовой, стряхивая с волос мелкие капли дождя, напомнил ему что-то. Онарассеянно оглядела комнату, скользнула взглядом по лицам мужчин и отвернуласьбыло, как вдруг задержала взгляд на Борисе и удивленно спросила:

– Вы?

– Вы? – тотчас спросил Борис в ответ, потому чтоузнал эту женщину. Это она, та самая медсестра, которая привезла две подводыраненых к последнему пароходу из Новороссийска. Это ее Борис нес по сходням, ипо ее просьбе они с Алымовым отправились тогда за оставшимися ранеными, попалив плен и чуть не погибли.

Третий из прибывших оказался лейтенантом флота, он былсреднего роста, достаточно молод, темноволос, с небольшой аккуратной бородкой.Он молча кивнул всем, не называя себя.

Моряки сняли мокрые плащи и отдали солдату. Женщинавстряхнула головой и огляделась машинально в поисках зеркала, но не нашла его иподошла к Борису.

– Вы живы? – спросила она, обрадованно глядя ему вглаза.

– Как видите, – скупо улыбнулся Борис.

– А ваш друг?

– Тогда он выжил, – ответил Борис, чтобы несглазить, потому что не видел Алымова несколько недель, и кто его знает, чтомогло случиться.

– Позвольте, господа, представить вам Юлию ЛьвовнуАпраксину. Надеюсь, вы не откажетесь дать приют даме и нам, грешным,заодно? – весело проговорил капитан Сильверсван.

– Ордынцев, Борис Андреевич, – Борис поклонился ипод насмешливым взглядом лейтенанта чуть не щелкнул каблуками, – оченьрад.

– Я тоже рада, очень рада, что вы живы! – Онапротянула ему руку.

Борис прикоснулся к тонкой кисти с длинными пальцами, но непоцеловал.

Юлия Львовна улыбнулась ему одними глазами. Чувствовалось,что улыбка нечасто посещает это лицо, основным выражением которого быласкорбная серьезность.