— Этого не может быть, — запротестовал Дронго, — это ошибка.

— Никакой ошибки, — отрезала Софья Оганесовна. — У тебямного женщин. Ты, наверное, его друг. Я так и думала. Приехал, чтобы помочьсвоему другу. И следователя привез. Молоденькую увидел и решил обмануть.

— Он меня не обманывает, — улыбнулась Валентина Олеговна.

— Значит, еще обманет, — заметила Софья Оганесовна,раскладывая карты.

— Вы не помните, кто еще приходил к Халуповичу? — спросилДронго. — Может, заходили мужчины?

— Не было никого, — нахмурилась старуха. — Водитель утромпродукты привез, ящик с водой, пакеты разные. А я уже знаю: если водитель еду иводу везет, значит, сегодня у Халуповича гостьи будут. Мужчины сюда не ходят.Посмотрите, какая у него жизнь! Ты бабник, — заключила она, взглянув на Дронго.— Нет, Медея, он нам не подходит. Очень опасный человек. С таким нельзя строитьжизнь. Он тебя обманет. Нет, нет. Он нам не подходит.

Несчастная Медея только вздохнула.

— У меня есть еще вопросы, — терпеливо сказал Дронго. —Когда вечером приехал Халупович, вы ничего не слышали? Может, до этого в домебыл шум борьбы или крики?

— Ничего не было, — она раскладывала карты и качала головой.— Ах, какой ты человек! Неужели ты такой опасный?

— На самом деле я белый и пушистый, — пошутил Дронго.

— Какой ты пушистый, — показала на его голову СофьяОганесовна. — Волос совсем не осталась. Ничего, Медея, карты говорят, что унего денег много. Пусть наденет хороший парик, и мы его возьмем.

— Боюсь, что не получится, — пробормотал Дронго.

— Что не получится? — сурово взглянула на него СофьяОганесовна. — Не хочешь жениться на такой красавице?

— Софья Оганесовна! — Медея, не сдержавшись, вышла из-застола.

— Не нужно обижаться, — прокричала ей вслед старуха, — этопусть он обижается. Он, видишь ли, не может. Что ты не можешь?

— Парик на голову не смогу надеть, — заметил Дронго, — уменя голова от него вспотеет.

Линовицкая, подавляя смех, отвернулась.

— Голова потеет, — задумчиво произнесла старуха, — ничего.Что-нибудь придумаем. У меня есть знакомый. Он сапожник. Любую мазь приготовитьможет. От радикулита, от боли в спине, от ревматизма. Какую хочешь. Он тебетакую мазь сделает, голова потеть не будет…

— Договорились, — кивнул Дронго. — А потом вы слышали шум налестнице, когда Халупович не мог попасть в свою квартиру.

— Конечно, слышала, — Софья Оганесовна положила карты настол. — Такой шум стоял! Милиция приехала, дверь ломали, замок выбивали. Шумбыл на весь дом. Я все слышала, милый. Я даже на площадку вышла, думала,человека убивают. Хотя нет, подожди, — она посмотрела на разложенные карты, —еще какой-то милиционер приходил поздно вечером. Я его видела, когда он водворе стоял. Потом на этаж поднялся. И сразу шел.

— Это был ваш участковый?

— Нет. Но он был в форме. И сразу ушел.

— Ясно.

Дронго залпом выпил остывший чай. Затем взглянул наследователя:

— У меня больше нет вопросов.

Линовицкая поняла намек.

— Спасибо за чай и беседу, — она поднялась.

— И за карты, — добавил Дронго. — Значит, у меня все будетхорошо?

— Замечательно. Такая карта тебе вышла, я давно подобного невидела. Я бы за тебя сама замуж пошла, если бы была помоложе… Ты, девочка, егоне упускай, — обратилась она к Линовицкой, — он знаешь какой мужчина? Такиекарты раз в тысячу лет выпадают.

— Учту, — улыбнулась Линовицкая.

Появившаяся в коридоре Медея открыла шкаф, где висела иходежда.

— Вы на нее не обижайтесь, — шепнула она.

— Что вы! — искренне сказал Дронго. — Она изумительныйчеловек. Мудрый и добрый. Спасибо вам, Софья Оганесовна, за все.

— Приходи еще, дорогой. И знаешь, что я тебе скажу? Непереживай, что у тебя волос мало осталось. Зато ты умный, все понимаешь, —подмигнула ему старуха.

Когда они вышли на лестничную площадку, Линовицкаярасхохоталась.

— Извините, — сказала сна, вытирая слезы. — Это былонеподражаемо.

— Да, — кивнул Дронго, — люблю таких людей. Мне с нимилегко.

Они начали спускаться по лестнице.

— Я хотел вас спросить, — сказал Дронго, — у меня возниклотакое ощущение, что вы знаете какие-то факты моей биографии.

— Верно, — подтвердила она, не оборачиваясь, — вы были впоездке вместе с моей двоюродной сестрой. В Германии. В ноябре девяностодевятого. Она рассказала мне о вас много интересного. Оказывается, вы не толькоаналитик, но и искусный обольститель.

— Понятно, — угрюмо произнес Дронго, — это произошлослучайно. Женщина, с которой я встречался, потеряла друзей и была в ужасномсостоянии. Мне нужно было ей помочь, а у меня был в кармане микрофон, о которомя просто забыл. Вот ваша сестра и слышала нашу беседу.

— И не только беседу, — сказала она, чуть обернувшись.

— И не только… — как эхо, повторил Дронго, соглашаясь.

Они подошли к двери. Перед тем как выйти, Линовицкаяобернулась к нему:

— Вы действительно думаете, что сможете назвать имя убийцыуже сегодня вечером?

— Убежден, — ответил Дронго.

Толкнув дверь, Валентина Олеговна вышла на улицу. Дронгопоследовал за ней. Когда они сели в машину, Миша оглянулся, но, не решившисьничего спросить, тронул автомобиль с места.

— Странно, — сказала вдруг Линовицкая, — я думала, выдругой.

— Более серьезный? — спросил Дронго.

— Нет. Более скучный, — ответила она, отвернувшись.

Он улыбнулся и откинулся на спинку сиденья. Больше не былопроизнесено ни слова. Через одиннадцать минут они были у здания компанииХалуповича.

Стоявший рядом с охранниками Шальнев встретил их угрюмыммолчанием.

— Что-то произошло? — спросил Дронго.

— Они разрешили отпустить людей, — мрачно сообщил Шальнев, —в здании остались только мои сотрудники и несколько руководителей отделов.

— Ну и правильно, — сказала Линовицкая, — зачем людеймучить? Если они были уже не нужны, их следовало отпустить.

— Вы еще раз проверили все? — уточнил Дронго.