— Да. Прошли сверху вниз. Осмотрели все — шкафы, ящики, гдеможно было бы спрятать девочку. В гараже все обыскали. Ничего.

— Понятно. Эдуард Леонидович у себя в кабинете?

Шальнев кивнул, разрешая им пройти. Он не стал настаивать напропусках, понимая, что сейчас не лучшее время демонстрировать свое служебноервение.

В лифте Дронго, снова оказавшись рядом с ВалентинойОлеговной, сказал, обращаясь к ней:

— Не знал, что следователи тоже любят французскую косметику.Или мне показалось?

— А вы считаете, что я не имею на это право? — нахмуриласьЛиновицкая.

— Наоборот. Я считаю, что это прекрасно. И мне приятнослышать, что вы узнали мой «Фаренгейт».

— Достаточно было войти с вами в лифт, чтобы почувствоватьэтот запах, — улыбнулась она, показывая ровные белые зубы.

Дронго знал, что она права. Привыкнув к «Фаренгейту», онпокупал эту парфюмерию в больших количествах. Здесь были и лосьоны, которыеупотребляют после бритья, и дезодоранты, и мыло, и шампуни — все, что связано сгигиеной тела. Он любил «Фаренгейт», так точно отвечающий его внутреннемусостоянию и настроению.

В приемной Нина говорила по телефону, одновременно что-тозаписывая в блокноте. Рядом с ней сидел майор Озиев. Очевидно, он очень усталза сегодняшний день, так как спал, прислонившись к спинке кресла. Услышав, чтов комнате появились люди, проснулся и сделал попытку подняться. Он уже знал,что Линовицкая — сотрудник прокуратуры.

— Не вставайте, — попросила она. — Отдохните немного.

— Я после дежурства, — оправдываясь, сказал Озиев. — Мой другпоехал в больницу — у него жена рожает, вот мне и пришлось его подменить.

В кабинете Халупович разговаривал по телефону. Бозин,положив на стол небольшой диктофон, о чем-то расспрашивал Оксану Григорьевну.Элга и Фариза тихо переговаривались. Когда в кабинет вошли Дронго и Линовицкая,все умолкли, оглянувшись на них.

— Уже вернулись? — кивнул им Бозин. — Закончили разговор сэтой соседкой?

— Да, — ответила Линовицкая, взглянув на Дронго.

Тот снова устроился на диване, который покинул полтора часаназад.

— Есть что-нибудь новое? — спросил Бозин.

Линовицкая взглянула на Дронго. Тот по-прежнему молчал.

— Практически нет, — ответила она. — Свидетельница несказала ничего нового. Повторила то, что уже говорила мне, — она сновапосмотрела в сторону Дронго, — если не считать ее гадания на картах, — неудержалась Линовицкая от сарказма.

— Она видела, что к Эдуарду Леонидовичу приходили в тот деньпять женщин, — сказал молчавший до сих пор Дронго.

Халупович положил телефонную трубку. Нахмурился. Провелрукой по столу. И наконец, спросил:

— Откуда взялось пять? У меня были только три женщины. И этитрое сидят здесь.

— Вы же сами знаете, что это не так, — заметил Дронго, —иногда мы забываем об очевидных вещах.

— В каком смысле?

— А погибшую Елизавету Матвеевну вы не считаете?

— Верно, — после секундной паузы согласился Халупович, — ясовсем забыл о ней. Значит, четыре.

— Вот видите, — печально сказал Дронго, — иногда мы забываемдетали. А ведь секунду назад вы готовы были поклясться, что в вашей квартиребыли только три женщины.

— Это чисто механическая оговорка, — возразил ЭдуардЛеонидович. — Я имел в виду живых людей — тех, кого вы можете подозревать, — онвзглянул на женщин и вдруг осознал, что сказал глупость. И поспешилисправиться: — Я имел в виду только гостей. О погибшей я и не подумал.

— Значит, ты считаешь, что убийцей твоей домработницы былаодна из нас? — возмущенно спросила Оксана Григорьевна.

— Я так не говорил, — возразил Халупович, — я только сказал,что забыл о погибшей.

— Мы понимаем тебя, Эдик, — сказала мягкосердечная Элга. —Не волнуйся! Это не мы ее убили.

— А он думает, что мы, — не унималась Оксана. — Ондействительно так думает.

— Я так не думаю! — неожиданно стукнул кулаком по столуХалупович. — И хватит меня дергать, Оксана. Я оговорился. Я только оговорился.

— Не нужно нервничать, — посоветовал Дронго, — я привелпример лишь для того, чтобы вас убедить. Соседка настаивает, что женщин былопять. Причем, она узнала Елизавету Матвеевну. По шуму лифта, который обычногрохочет, она могла точно установить, что поднимаются именно на седьмой этаж.Она также обратила внимание, что женщины приезжали на вашей машине.

— Верно, — согласился Халупович, — Фаризу и Элгу я привозилна машине. Я об этом уже говорил.

— Правильно. Однако про пятую женщину вы не сказали.Допускаю, что вы о ней не знали. Или забыли, как в случае с ЕлизаветойМатвеевной. Но забыть о ней вы могли только в том случае, если это был кто-тоиз ваших сотрудников. Такое возможно?

— Миша воду привозил, — снова начал вспоминать Халупович. —Может, Трошкин? Один раз я приезжал с Егором. Про женщин не помню.

— А могли там появиться Нина или Ольга? — поинтересовалсяДронго.

— Нет, не могли, — уверенно ответила Халупович, — я никогдане посылал их туда и не разрешал им там появляться.

— Может, вы опять что-то путаете? — спросил Дронго.

— Нет, не путаю, — нервно ответил Эдуард Леонидович, — онитам никогда не были.

— Тогда получается, что одна из них приезжала без вашегосогласия, — предположил Дронго.

— Это невозможно, — возразил Халупович, — такого не можетбыть.

— А если мы спросим у секретарши? — предложил Бозин.

— Можете спросить, — разрешил хозяин кабинета, — но этоисключено. Нина никогда не бывала в квартире на Тверской. Я в этом уверен.

— Позовите вашу секретаршу, — попросил Бозин.

Халупович вызвал Нину по аппарату внутренней связи. Молодаяженщина сразу появилась в кабинете с привычным блокнотом в руках.

— Нина, — начал Халупович, — к тебе есть еще нескольковопросов. И, если можно, ответь на них искрение.

Эдуард Леонидович взглянул на Бозина. Тот молчал. Тогда онперевел взгляд на Дронго. Последний понял это как разрешение. Он видел, чтоЛиновицкая внимательно наблюдает за ним. Поэтому сказал:

— Я хочу спросить вас о некоторых вещах, которые, возможно,вам будут неприятны.

— Спрашивайте, — напряженным голосом согласилась Нина.