целовались, не отрываясь друг от друга еще и еще, а потом он поднял ее, и закружил по комнате. Глаза его сияли таким счастьем, сам он был так силен, полон страсти и жажды жизни, что она на секунду задумалась о его неумолимой участи. Мгновенное отчаяние прорвалось сквозь завесу сиюминутного наслаждения и блаженной истомы, и она внезапно горько и безутешно заплакала. Крупные слезы покатились по ее щекам.

Он остановился и крепко прижал ее к себе:

— Что случилось, милая? Ты испугалась? Что с тобой? — Его голос был полон неожиданной тревоги.

Она утерла слезы ладонью и прошептала:

— Я плачу от счастья, любимый. Мои мечты сбываются. Это счастье!

Она снова обняла его и начала целовать. Он опустил ее на кровать, и они стали лихорадочно раздеваться.

Кошечка только притворилась, что заснула. На самом деле тяжкие думы гнали сон прочь. Все желаемое свершилось. Она добилась всего, чего так хотела. Она покорила этого утонченного и упрямого святошу, заставила не только желать ее как женщину, но и любить в ней саму ее человеческую сущность. Казалось бы, чего еще надо? Но нет, теперь он уже не был для нее презренным святошей, преданным мягкотелым рабом, не смеющим даже возмечтать о превосходстве над хозяином. Теперь он для нее был даже нечто большее чем мужчина, сердцем которого она хотела обладать безраздельно. Наконец-таки он был настолько близко к ней, насколько только может быть близок мужчина к женщине. Его теплая сильная рука обнимала ее за талию. Она чувствовала упругость его тела, слышала ровное, спокойное дыхание.

Он был рядом. Они стали как будто одним целым, и не только на краткий миг страстного соития. Во всех остальных случаях ее переставал интересовать мужчина, над которым она одержала полную любовную победу. Но сейчас это был не охотничий азарт и не праздная мимолетная влюбленность.

Сейчас он был рядом. И теперь ей хотелось, чтобы так было не только сегодня, но и всегда. Чтобы он был с ней: днем улыбался, кидая ей румяное яблоко, или комично-серьезно хмурил брови, наблюдая за ее неумелым полетом на флаере, готовый в любой момент перехватить управление, а ночью вот так тихо и ровно дышал, обнимая ее теплой рукой. Но этого не будет! Не будет больше никогда! Она это понимает со всей отчетливостью! Знает наверняка! Это их первая и последняя счастливая ночь. Ведь она знает, что капитан Рич послал рапорт в военную полицию после того, как ему не удалось увезти ее. Сначала она думала, что там посмотрят на этот рапорт сквозь пальцы, но Рич, оказывается, неоднократно настаивал на его рассмотрении и к тому же повторил донос, прибавив сообщение о бунте рабов. Восстание подняли техники. Обучал техников землянин. Значит, логичный вывод: землянин — шпион далекой и враждебной Земли, подосланный для ослабления государства астров. Жандармы прибывают утром. Она случайно слышала об этом, оказавшись у переговорника в момент беседы хозяина планеты с представителем властей. Старый Лео однозначно считает Эмиля вражеским шпионом, он уже договорился о его выдаче, просто не хочет преждевременно огорчать дочь. От даже не дал распоряжения посадить землянина под замок. Куда он денется? Поутру прибудет полиция, они преспокойно заберут и увезут ничего еще сейчас не знающего о своей незавидной судьбе чужака на Лею-4. Там его ждет застенок и казнь как вражеского агента. Причем казнь последует не сразу, а станет скорее избавлением после длительных и изощренных пыток: они будут добиваться от него признания в шпионаже любыми методами.

Кошечка посмотрела на спящего. Он улыбался во сне. Доброта, ум, воля, созидательная энергия и тихая, неброская, но исключительная сила, и не только физическая: он казался ей сплавом всех этих качеств. А хитрость? Может быть, Старый Лео и сэр Рич правы? Ну, в таком случае он просто гениальный агент!

Кошечка рванулась было вскочить и разбудить его. Землянин спросонья дернул головой и открыл еще ничего не понимающие глаза, но девушка вдруг передумала. Она погладила его по щеке и, поцеловав, успокоительно шепнула:

— Спи, спи, милый.

Он нежно прижал ее к себе и снова закрыл глаза. На его губах играла блаженная улыбка. Он опять заснул.

«Ведь если он шпион, как считают отец и сэр Рич, — думала Кошечка, — если он пытается обмануть меня и ведет двойную игру, даже если он действительно влюбился в меня (ведь со шпионами это тоже бывает), он просто пока и не подозревает о том, что случится с ним завтра. И если я поведаю ему об этом сейчас, то он непременно разозлится, отчается и тут же предпримет что-нибудь по-настоящему ужасное! Как только он поймет, что его собираются сдать для неминуемой расправы и ему по-любому несдобровать, он может в отместку взять и просто уничтожить жизнь на Джорджии! Ведь он прекрасно знаком с ее «начинкой»: разбирается в гравитаторах, знает о нейтрализаторах… Он вообще, оказывается, знает обо всем, даже о том, о чем она сама и не подозревала до недавних событий (и возможно, что и о том, о чем она и сейчас не представляет)! Он слишком много знает не только для невольника, его знания и умения неожиданно оказались избыточны и для ультраквалифицированного инженера, и даже для целой технической команды большого межзвездного судна регулярного флота… Вывод напрашивается сам собой: он непредсказуемо опасен, он, пожалуй, самый опасный человек на Джорджии…»

Она снова внимательно вгляделась в лицо спящего. Мысль о том, что это, излучающее сейчас счастье, милое, открытое лицо будет искажено гримасой невыносимой муки, что эти мягкие волны волос поседеют под обручем детектора лжи, угнетала и приводила ее в ужас. Она все равно больше никогда его не увидит! Они совсем скоро отнимут его у нее и уничтожат, замучают, затопчут… Нет, она не может допустить этого! Пусть она не в силах сохранить ему жизнь, но у нее еще осталась возможность выбрать для него смерть. Так пусть же чужак ничего не узнает. Шпион он или нет, это, в конце концов, не так уж важно. Все будет мгновенно и безболезненно.

Она окончательно решилась. Пора было действовать, дальше тянуть было нельзя — уже совсем скоро забрезжит рассвет. Медленно и осторожно освободившись от обнимающей ее руки, она тихо встала и оделась. Рядом со своей блузкой она нащупала куртку землянина и погладила ее по карманам: они были пусты, кроме нескольких пищевых таблеток, в них ничего не было.

— Ах, Святошенька… — еле слышно вздохнула она. — Кто же теперь будет называть меня по имени?

Она расправила его куртку на